Шрифт:
Роберт Шекли
Привет из преисподней
Мой покойный шурин Говард явился мне во сне и сказал:
– Привет, Том! Давненько не виделись. Я по тебе скучал, дружище. Как ты тут?
Я и мертвому доверял ему не больше, чем живому. Он всегда был против нас с Трейси. Мы с ним познакомились, когда Трейси впервые привела меня к себе домой и представила родным, рассказав, что встретились мы на писательском семинаре в университете Нью-Йорка. Родители ее явно особого восторга при виде меня не испытали, а Говард прореагировал не просто холодно: в его ледяном взгляде совершенно ясно чувствовалось презрение и полное нежелание того,
Впрочем, к черту все это! Мы с Трейси все равно поженились и сняли маленькую квартирку в Кокосовой Роще. Доказательств у меня нет, но я совершенно уверен, что через некоторое время Говарду удалось подкупить полицейских; он сказал им, что на самом-то деле я наркоделец, маскирующийся под представителя богемы, и в один прекрасный день они влетели к нам в квартиру и наставили на меня револьверы, явно ожидая, что я начну стрелять первым. Они, видно, рассчитывали найти у меня в туалете или под кроватью подпольную лабораторию по производству чистейшего кокаина из макарон. Самое смешное - они ожидали подобных достижений от меня, который в колледже провалился на экзамене по основам естественных наук и для которого понятие "химическая реакция" ограничивалось бросанием таблетки "Алка-зельцер" в стакан с водой!
Они, разумеется, ничего не нашли, а пол-унции весьма посредственной травки, спрятанной под носками в ящике, в конце концов сочли недостаточной уликой. Но все же этот инцидент внес в наши с Говардом отношения некоторую настороженность.
Многие люди вступают в брак, не получив одобрения со стороны ближайших родственников. Так было и у нас. Но мы с Трейси считали, что Говард через какое-то время остынет и все встанет на свои места.
В тот год я опубликовал уже пятый свой рассказ и подписал наконец первый контракт на издание романа, хотя Говард повсюду распространял слухи, какой я бессовестный и бесталанный плагиатор, за которого абсолютно все пишет Трейси.
Волны ненависти, постоянно исходившие даже от его оштукатуренного домика в Корал Гейблз, проникли и в нашу квартирку. Отношения у нас с Трейси понемногу стали портиться. Я не хочу сказать, что это происходило исключительно по его вине, и все же он улучшению наших отношений явно не способствовал.
Потом у Трейси был какой-то нервный срыв, и в итоге она меня оставила, уехала в Хьюстон и некоторое время жила там с одной из своих подруг. Потом развелась со мной и вышла замуж за другого. В это время я как раз заканчивал свой второй роман. Я абсолютно уверен, что Говард дал взятку кому-то в "Майами Геральд", и там о моей новой книге напечатали самую гнусную рецензию в истории южной Флориды.
Разумеется, в свете всех этих событий я, как вы понимаете, не слишком расстраивался, когда два года спустя ржавый двухместный "Бьюик-73", за рулем которого сидел пьяный инструктор по подводному плаванию, вылетел с пронзительным визгом на тротуар Приморского бульвара - передняя решетка машины при этом напоминала разверстую пасть хищника, преследующего жертву, - и буквально размазал Говарда по чугунной ограде Южного пляжа.
Нехорошо, конечно, радоваться гибели бывшего родственника, но я радовался. Мне такой прекрасный финал и в голову не приходил! Я даже пожалел, что сам не подумал о такой возможности раньше. Должен признаться: присутствие на похоронах Говарда стало для меня лучшим праздником. Гордиться тут, разумеется, нечем (я и не горжусь), но так уж получилось. Он вечно старался меня унизить, и любить мне его было не за что. Честно говоря, я от души был рад, когда он умер. Но сейчас мне стало интересно, откуда это он явился, запросто проникнув в мой сон?
– Послушай, Говард, - сказал я, - скажи на милость, какого черта тебе надо в моем личном сне?
– Вот смешно, что ты черта поминаешь!
– откликнулся Говард и, как всегда, нервно хихикнул.
– Я ведь у него и живу. В аду.
– Ну, вообще-то я в этом и не сомневался, - заметил я.
– Ладно, Том, не злись, - сказал Говард с легким раздражением.
– Я в аду вовсе не потому, что был так уж плох. Сюда попадают ВСЕ - абсолютно все, кого я когда-либо знал, и большая часть тех, о ком я всего лишь слышал. То есть именно сюда отправляются люди после смерти. И никто здесь это место "адом" не считает! Я употребил это слово только потому, что у нас тут улыбаться не принято. Хотя в целом здесь совсем не так плохо. А наш... управляющий - он просил называть его просто "мистер Смит"; но мне кажется, это сам Сатана и есть, - парень вроде бы неплохой и даже весьма образованный.
– Я, например, всегда считал, что дьявол должен быть похож на бизнесмена, - сказал я.
– Или на ученого.
– Ну вот ты опять шутишь, Том, - упрекнул меня Говард, - а между прочим, наш "мистер Смит" - критик-искусствовед, специалист по современной культуре.
– Это он вам сказал?
– Видишь ли, только этим я могу объяснить, почему все лучшие рабочие места здесь заняты артистами, писателями, скульпторами, музыкантами, художниками, танцорами... Им и квартиры лучшие достаются, и новые машины...
Мне стало интересно. Как я уже упоминал, я писатель; не то чтобы знаменитый, но и не совсем безвестный. Моя мать всегда говорила, что за мой труд мне воздается только после смерти; в раю или там, куда попаду. И вот вам пожалуйста - какое-никакое, а доказательство!
– Расскажи-ка поподробнее, - попросил я его.
– Статус человека здесь полностью зависит от его известности при жизни. А Высший Суд возглавляют типы вроде Толстого, Мелвилла, Нижинского, Бетховена. Даже такой неудачник, как По, занимает пост директора крупной промышленной корпорации и получает жалованье, даже когда бездельничает!
– Ей-богу, мне это нравится!
– сказал я.
– Вот спасибо, что предупредил.
– О, такие, как ты, живут тут припеваючи!
– с легкой горечью заметил Говард.
– А вот мы, простые смертные, не слишком хорошо.
И мой шурин поведал, что проживает в жалкой развалюхе, занимая одну-единственную комнатенку, где-то в отдаленном пригороде ада, гигантского мегаполиса. А занимается тем - и это единственно возможная для него работа! что сортирует гравий по размеру и форме. Все, кто при жизни не был сколько-нибудь известен, обречены этим заниматься.
– Ну, по-моему, работа не слишком тяжелая, - заметил я.
– Не тяжелая, верно. Но главное наказание - скука. Мне, правда, выдали телевизор, но принимает он плохо. Единственная программа, на которую я еще как-то могу настроиться, без конца повторяет один и тот же сериал "Я люблю Люси". Еще таким, как я, удается раз в неделю посмотреть бейсбольный матч, но всегда тоже один и тот же - "Филлиз - Ред Соке", состоявшийся в парке Фенуэй в 1982 году. Я его помню наизусть и буквально по минутам пересказать могу.