Привет от талибана
Шрифт:
«Но почему я сопоставляю себя именно с жертвой, а не с палачом?» — думал он. После нескольких часов размышления веки Ника стали тяжелыми, и он погрузился в крепкий, здоровый сон.
Утром, после завтрака, все собрались в той же аудитории. Вошел Нортон.
— Товарищи офицеры, — произнес Иван Васильевич, и все встали.
— Здравия желаю, — сказал Нортон и сел в кресло. Разведчики тоже сели.
— Ну как вам вчерашний фильм? — с ходу спросил он.
Офицеры молчали.
— Сегодня я вам продемонстрирую способ совершенствования волевых и моральных качеств. — Он встал и пригласил всех пройти за ним.
Группа прошла к лифту и спустилась в другое здание. Парни вступили в большой, просторный, хорошо освещенный зал.
— Проходите на трибуны, — посоветовал Нортон, и все проследовали за ограждение из металлической сетки.
— Садитесь, — сказал Васильич, закрыл изнутри на щеколду дверь, ведущую на трибуны, и сам сел рядом, на пластиковый стул. Нортон ушел, и его не было тридцать минут.
Это был обычный баскетбольно-волейбольный зал с разметкой на полу. Никаких тренажеров или спортивных снарядов в нем не было. В дальнем углу находилась дверь, обитая листовым железом. Пол был паркетный, но не лакированный, а просто циклеванный. Под потолком ярко светили лампы дневного освещения и виднелись вентиляционные отверстия. Окон не было, зал находился в подвале.
Дверь открылась, и вошли двое. У одного на руках были наручники. Второй, в форме охранника разведшколы, снял с него их, что-то сказал и указал рукой на центр зала. Парень прошел в зал и облокотился спиной о стену напротив трибуны. Он встал в пижонскую позу — скрестил руки на груди и закинул ногу за ногу.
Он был среднего роста, худощав, но на вид крепок. В его движениях и позах чувствовалась уверенность в себе и даже наглость. Лет ему было, наверное, не больше тридцати. Он с наглым видом начал глазеть на группу разведчиков и не проявлял ни малейших признаков беспокойства. Одет он был в кроссовки «Адидас», тренировочные штаны той же фирмы и в красную пляжную майку без рукавов. На плечах его, груди и руках красовались синие наколки.
«Бык», — отметил Ник.
Парень сильно шмыгнул носом, пожевал вязкие сопли, а затем смачно харкнул на чистый пол.
«Крутой блатной отморозок».
В это мгновение дверь отворилась и в зал вошел Нортон. Он был в тренировочных штанах, кроссовках и по пояс голый. Ник увидел великолепно проработанные мышцы его груди, спины и рук. Мышцы переливались под кожей, и было видно каждое их волокно.
— Ого, — вырвалось у Андрея Саксонова.
— Он очень сильный атлет, — сказал Иван Васильевич. — Тренируется со штангой и гантелями, боксирует по мешкам, спаррингует.
«Пора и мне начинать качаться», — подумал Виктор.
Нортон был сосредоточен как никогда. На его волевом, мужественном лице не дрогнула ни одна жилка, он ни разу не моргнул и не повел бровью. Он был настроен на поединок.
«Неужели это бой насмерть», — подумал Ник, и холодный пот выступил у него на лбу. Он посмотрел на Андрея, на товарищей и по их лицам понял, что они испытывают те же чувства, что и он.
Тем временем Нортон спокойно пошел к блатному парню. Тот, увидев перед собой накачанного мужчину, не на шутку испугался. Это было заметно по его глазам, лицу и движениям.
— Ты чего, братан, — сказал он дрожащим голосом, и от его былой бравады не осталось и следа.
Нортон наступал молча и смотрел на расписанного, как лев смотрит на свою жертву.
— Кончай, братан, — крикнул тот и отскочил на шаг.
Нортон размахнулся и сильно ударил ногой в бедро парня. Тот вскрикнул и отбежал в сторону.
— Ты чего, козел, делаешь, падла навозная, петух, — завизжал уголовник, но Нортон медленно и неотвратимо преследовал его.
— Кончай бить! — продолжал причитать тот. — Помогите, убивают.
Нортон его не слушал, а делал свое дело. Он легко, несмотря на свой вес, подпрыгнул и саданул блатному ногой по голове. Тот кубарем покатился по полу. Нортон специально не ударил сильно. Он не хотел травмировать парня, а желал его разозлить, завести, вызвать к бою.
Парень вскочил и побежал к трибуне. Схватился пальцами за металлическую сетку и начал орать:
— Братцы, помогите, пожалуйста, убивают.
От этих слов в груди у Ника екнуло, и он хотел уже было вскочить и крикнуть Нортону, чтобы тот прекратил урок, но сдержался. Нечто похожее испытывали все разведчики. Только бывалый Васильич спокойно и даже с ухмылкой смотрел на блатного зэка.
Нортон подошел к парню и с размаху саданул его кулаком в почку. Тот от боли перекривился и со стоном опустился на пол возле сетки.
— Дерись, гад, сопротивляйся, — проскрипел зубами Нортон, но парень был тщедушен, жалок и драться не хотел. Он не хотел бороться за свою жизнь и думал, что бездействие, отказ от борьбы помогут ему выжить. Но не тут-то было.
Нортон ломанул скорчившемуся на полу преступнику ногой в лицо. Голова того дернулась и ударилась о стену. Он захрипел и потерял сознание. Нортон наклонился над ним, взялся за голову и с силой повернул ее. Послышался хруст. Он отпустил его, и зэк безжизненно упал на пол. Блатной был мертв — палач сломал ему шею.
Нортон даже не вспотел. Он, ни слова не говоря, походил по залу около минуты, сделал несколько дыхательных упражнений, успокоился и подошел к сетке.
— Это неудачный пример, — спокойно произнес он. — Обычно бывает хоть какая-то видимость сопротивления, а сегодня… — он махнул рукой.
Все подавленно молчали. Урок на разведчиков подействовал угнетающе.
Ник посмотрел на труп и произнес:
— Что он натворил?
Нортон взглянул на тело:
— Он вор-рецидивист, неоднократно участвовал в разбойных нападениях, несколько раз был судим. В последний раз проходил по делу об убийстве и изнасиловании несовершеннолетней. Ее фамилию я называть не буду. Суд приговорил его к «вышке», и Верховный суд отклонил прошение о помиловании. Приговор должны были привести в исполнение, но ему предложили заменить его на бой со смертельным исходом, и он согласился. Он надеялся, что его помилуют или не убьют в бою, но… В самый ответственный момент он облажался, повел себя как трус. Да он всегда, всю свою жизнь был трусом и подлецом.
Все молчали.
— Он, пьяный, подкараулил свою жертву в подъезде, затем оглушил кулаком, затащил в подвал, ограбил, изнасиловал и убил. Он снял с нее дешевую заячью шубку, тоненькую золотую цепочку и колечко. Больше у шестнадцатилетней девочки ничего не было. Она, раненая, молила о пощаде, но он только кровожадно и цинично насиловал ее. Затем он нанес ей девять ударов ножом в грудь и живот.
Это не человек, это мразь, падаль. Я бы таких стрелял на улице без суда и следствия, — вдруг зло выпалил Нортон. — Эта быстрая, безболезненная смерть для него подарок, награда. — Нортон замолчал, опустил голову и пошел к стене.