Привет! Я вернулся
Шрифт:
— Замолчи! — прикрикнула я на него несколько раз.
Тоже перейдя на “ты”, забыв о профессионализме и субординации.
— Переворачивайся на спину, — скомандовала я наконец.
Выполнив лишь половину положенных массажных движений.
Он перевернулся. И я увидела… внушительную эрекцию!
— Черт, забыл вытащить из кармана свой пистолет, — ухмыляется он.
Я чувствую, что краснею. Просто заливаюсь пунцовым румянцем.
Блин! Это непрофессионально.
Это так неловко, что
Или не убежать…
Желания меня одолевают такие неприличные, что мне стыдно перед самой собой!
Ладно, с ним все понятно. Мужик возбудился от манипуляций в непосредственной близости с центральным органом. Такое бывает. Поэтому я и не люблю работать с мужчинами… Особенно с такими.
А со мной-то что?
Почему у меня набухает грудь, а низ живота тянет, одновременно болезненно и приятно? Почему я ощущаю внутри вибрирующую пустоту, которую невыносимо хочется заполнить?
— Перестаньте… Прекратите это немедленно! — выпаливаю я.
— Боюсь, детка, это невозможно. Разве что ты мне поможешь снять напряжение…
Я шарахаюсь от него. Отхожу на максимальное расстояние.
— Не бойся, не укусит, — нагло улыбается Матвей, указывая глазами на свою эрекцию. — Он у меня ласковый.
Он садится на кушетке. Я продолжаю пятиться назад. Упираюсь спиной в стену.
Матвей встает и идет ко мне.
Прямо так — с торчащим в боксерах пистолетом.
Я не могу оторвать от него глаз. А сама вжимаюсь в стену. И нервно сглатываю.
В горле пересохло.
И я забыла все слова.
Нужно сказать ему… Нужно прекратить все это!
Матвей останавливается рядом со мной. Близко-близко. Но не касается меня, хотя я жду от него именно этого.
— Я своих желаний не скрываю, — произносит он.
И нагло топорщится в мою сторону своим орудием.
А потом берет меня за руку и тянет к себе.
— И тебе не советую скрывать свои, — эти слова он горячо шепчет мне в ухо. — Ты же хочешь меня. Я вижу.
3
Настя
Матвей держит меня за руку.
Его крупнокалиберный пистолет упирается мне в бедро. Он твердый и горячий. Он заставляет мою кровь кипеть…
— Признайся, ты хочешь меня, — слышу я шепот Матвея.
— Нет, — говорю я.
Мой голос срывается. Мое тело мне не подчиняется. Но я держусь.
Из последних сил…
— Хочешь, покажу тебе небо в алмазах? — продолжает мой невозможный пациент. — Ты забудешь, как тебя зовут… Будешь лишь стонать мое имя.
— Нет, — выдыхаю я.
— Уверена?
Он проводит кончиками пальцев по моей шее.
Я вздрагиваю и с моих губ срывается стон.
Его пальцы движутся к вырезу халата. Он касается чувствительной кожи груди.
Я хочу, чтобы он продолжал… Как я хочу этого!
Но я не должна. Я не могу. Я на работе!
В кабинет в любой момент может кто-нибудь зайти.
Эта мысль меня отрезвляет. И спасает от грехопадения.
— Пусти меня! — выпаливаю я.
— Я тебя не держу.
И правда, не держит. Он лишь касается моей шеи. И легонько сжимает запястье. Вызывая в моем теле дрожь невыносимого желания.
— Я не собираюсь тебя принуждать, — шепчет мне в ухо Матвей. — Ты сама меня попросишь.
— Ну уж нет!
— Ты будешь меня умолять…
— Ни за что!
— Спорим?
— Нет.
— Ты знаешь, что я прав.
Он наклоняется, и проводит губами вдоль моей ключицы. Я не знаю, касается ли он кожи. Кажется, нет. Или да…
Я чувствую его горячее дыхание, но не могу понять, ощущаю ли прикосновение. Или это просто волны желания прожигают мою кожу…
Я все же смогла сохранить остатки профессионализма. Смогла оттолкнуть Матвея и уйти из кабинета.
И я горжусь этим! Потому что это было реально сложно. Почти невозможно. Я была на грани…
Что на меня нашло?
Я чуть не отдалась пациенту на рабочем месте! Никогда еще моя медицинская карьера не была настолько близка к провалу.
Сейчас я дома. Сижу в саду. В беседке под раскидистой старой черешней.
Этот дом мне достался от бабушки, которая умерла два года назад. Он требует ремонта, тут все надо переделать. Но я его люблю.
А больше всего я люблю этот старый сад, неухоженный, частично одичавший, и этим прекрасный. Он всегда дарил мне покой.
Но сейчас я бесконечно далека от состояния покоя!
Я вся горю.
Наверное, это потому, что сегодня очень жарко. Уже вечер, почти ночь, а жара так и не спала.
Прохладный душ меня освежил, но ненадолго. Надо бы пойти в дом, включить сплит-систему — единственное новшество, привнесенное мной за два года. Но я не ухожу.
Я и так целыми днями дышу кондиционированным воздухом! Я почти не вижу лета — все время на работе, за стенами клиники. А сейчас мне особенно остро хочется его почувствовать.
Пахнет акацией, которая уже почти отцвела, и лилиями, которые так любила бабушка. Цикады трещат, как ненормальные. Совсем ошалели от жары…
А я ошалела от картин, которые мелькают у меня перед глазами.
Я не могу не думать… Не могу не представлять.
Что было бы, если бы я не оттолкнула Матвея? Если бы призналась, что хочу его до одури? И просто отдалась в его сильные и такие удивительно нежные руки.
Позволила бы ему сделать с собой все, что он захочет. Увидела бы небо в алмазах…