Привидение

Нью-Йорк. Кто не знает этого города? И, хотя некоторые говорят, что «яблоко» с червоточиной, в основном, все жители любят свой город. И правда, разве он не красив? Не элегантен? Не чуден, когда утреннее солнце только начинает заползать в великие каменные каньоны улиц? Кто не восхитится им, глядя со стороны океана на то, как наползают друг на друга дома, становясь все выше и стройней? Кто не прищелкнет довольно языком, любуясь башнями торгового центра или Эмпайр Стейт Билдинг? А Статуя свободы? Великое, вздымающееся из волн, божество миллионов американцев. А Манхеттен? Вечерний, пылающий пожаром рекламных огней Ман хеттен. Разве не начинает учащенно биться сердце тысяч и тысяч туристов,

Одним словом, Нью-Йорк — город Свободы и Равных возможностей.

В этом Нью-Йорке, чистом и аккуратном, жили двое подростков — юноша и девушка. Сэм Вит и Молли Дженсен. Их родители дружили семьями, часто ходили в гости, вместе ездили на пикники, а иногда и в отпуск. Словом, дружили.

Неудивительно, что Сэм и Молли, росшие вместе, относились друг к другу, если не как брат с сестрой, то очень близко к тому. Дети довольно обеспеченных родителей, когда подошел срок, они поступили учиться в одну школу, а дальше даже в один колледж. Со временем они так привыкли один к другому, что, расстававшись, пусть даже и ненадолго, оба ощущали странный дискомфорт. Нельзя сказать, что Сэм не увлекался девчонками или что за Молли не ухлестывали мальчишки. Разумеется, без этого не обходилось, но тем не менее, вдвоем им было гораздо уютнее даже в знакомой компании. Они ходили в кино, на вечеринки и танцы. И радовались тому, что впереди еще длинная, полная возможностей жизнь.

В том же Нью-Йорке, только грязном и душном, на окраине жил еще один юноша. Он был сыном эмигранта-немца, и его немногие знакомые относились к нему как к человеку, который чуть-чуть ниже их по происхождению. Его отец жил особняком. Он не любил гостей, никогда никого не приглашал к себе, да и сам ни к кому не ходил. Он прекрасно осознавал, что ему уже ничего не добиться в этой «стране равных возможностей». Но, тем не менее, он упорно откладывал медяки, считая, что деньги главное, чего может достичь человек в этой стране. «Были бы „бабки“, а возможности всегда найдутся, — учил он сына. — За деньги здесь можно купить все. Помни об этом, малыш». Он очень любил Карла.

Зато его не любили на улице. Часто, застав Карла одного, подростки безжалостно лупили его. Нельзя сказать, что Карл был беззащитным. Трепка, как правило, заканчивалась «потерями» с обеих сторон. Так он на практике постигал смысл отцовских слов: «Главное, сын, деньги и хватка». Он часто выбирался в центр Нью-Йорка, наблюдая за текущей там, совсем не такой, как у него, жизнью. Яркой, веселой и беззаботной. И ему очень хотелось стать похожим на людей, гуляющих по улицам. Подняться до них. Бросить свою жизнь в грязном закутке и выбраться «наверх». Но… Для этого были нужны деньги. Уже затемно он возвращался домой, получал очередную трепку на улице от компании подростков и шел спать. Изредка ему доводилось ходить в кино. Карл очень любил фильмы о гангстерах и банкирах. И у тех, и у других были деньги и власть. Одним эту Власть давали деньги, другим — сила, выражающаяся в кулаках или в массивном «кольте» 45-го калибра. Но, когда он однажды заикнулся, как здорово быть гангстером, отец пришел в жуткую ярость и так всыпал ему, что Карл неделю не мог сидеть, чем вызвал новый град насмешек и тумаков со стороны приятелей по улице.

С этого момента Карл понял, что лучше всего на свете деньги. И лишь один человек был ему достаточно близок. Это паренек с английским именем Вилли и испанской фамилией Лопес, живший в трех кварталах от Брюннеров. Этого Вилли Лопеса боялись все ребята, даже когда были стаей, хотя за глаза называли «полукровкой». Мать его была американкой, отец испанец. В отличие от Карла, Вилли уважал и деньги, и кольт. Он верил, что вырастет, имея и то, и другое. Проще говоря, будет известнейшим бандитом Америки. Однако все деньги, попадавшие к нему, он быстро спускал, покупая выпивку и сигареты. Карл же свои деньги не тратил. Он их копил. Как и отец. Когда они подросли, Карл пошел в школу, а Вилли остался на улице. Он презирал школу и постоянно повторял: «Для того чтобы держать в руках пистолет, посещать школу необязательно». Позже Брюннер-старший на свои сбережения отдал сына в колледж. И Карл начал свой «путь наверх». Он понимал отца, который хотел, чтобы сын вырос умным человеком, имеющим деньги, славу и власть, и сам хотел того же. Для Карла, решившего стать банкиром и добраться до самого «верха», деньги стали самой главной и самой желанной вещью в жизни. И поэтому он учился как проклятый, день и ночь, стиснув зубы, умудряясь при этом еще и работать. Он твердо решил выбиться в люди, взлететь на гребне волны.

Стена дрогнула от мощных ударов, поддаваясь. Три молота разом опустились на ее старую, подточенную временем шершавую поверхность. И, лопнув, как яичная скорлупа, она поддалась, уступая натиску людей. Огромная и тяжелая, стена рухнула на осколки кафельной плитки, возмущенно фыркнув облаком штукатурки в лицо победившим ее людям. Оборванные мощным рывком шланги душа повисли, раскачиваясь в воздухе, как мертвые змеиные тела. В прохладном полумраке крутилось облако серой пыли, оседая на пол и покрывая обломки благородной сединой времени. Три человека ступили на поверженную ими поверхность стены, оглядывая «отвоеванное» пространство.

Один из них сдернул с лица марлевую противопылевую повязку и восторженно обернулся к спутникам.

— Здорово. Просто изумительно! И за этой стеной, — он кивнул на следующий монолит, возвышающийся перед ними, — еще футов семь или восемь!

Его товарищи тоже сняли маски. Все трое были молоды. Двадцать семь — двадцать восемь, не больше. Тот, что говорил первым, стройный, худощавый. Вьющиеся волосы над тонким умным лицом. Острый, пронизывающий взгляд под узкими, плавно изогнутыми бровями. Веса в нем было около 80 килограммов , что при росте 180 создавало ощущение крепкого, хотя и очень изящного человека. Звали его Карл Брюннер.

Второй парень примерно того же роста, хотя гораздо шире в плечах и явно тяжелее килограмм на 10-15. Широкие скулы и жесткие губы создавали впечатление твердого упрямого характера. Но, в отличие от Карла, у него были теплые карие глаза. В мускулистых руках он все еще сжимал кувалду. Это был Сэм Вит. Третьей была девушка. Кое-кто мог бы сказать, что она слишком широка в плечах для женщины. И это, действительно, было так, но при ее спортивном сложении плечи не портили фигуры, а наоборот, придавали ей какое-то своеобразное очарование. Девушку звали Молли Дженсен. И она была красива довольно редкой неброской красотой. У нее было типичное американское лицо. Чуть широковатые скулы, в меру полные губы, темные большие глаза. Короткие каштановые волосы обрамляли лицо, и Молли часто закидывала их назад маленькой крепкой ладошкой.

— Восемь лет запустения. — Глубоким сильным голосом задумчиво сказал Сэм. — Пыли сколько…

— А сколько свободного места… — Мечтательно обронила Молли. И тут же деловито добавила: — Мы сделаем лестницу на второй этаж.

— Это еще зачем? — Живо поинтересовался Карл. — А ни за чем. Просто так. — Улыбнулась ему Молли. — Просто так. Будет свободное место.

Она подошла к оставшейся стене. Та, словно решив стойко встретить свой последний час, высилась на их пути неприступным бастионом. Сэм и Карл подошли к Молли и встали с двух сторон, взяв молоты наизготовку, ожидая команды. И не было преграды, которую они не могли бы сокрушить. Вместе.

— Раз! — глухо из-за натянутой на лицо марлевой повязки прозвучала команда Молли. Три железных «кулака» одновременно ударили в стену. Она содрогнулась, осыпав людей «шрапнелью» штукатурки.

— Два! — Гулкий удар прокатился по перекрытиям и замер вдали Затухающим эхом.

— Три! — Стена покрылась сетью мелких трещин не в силах противостоять напору железа.

— И четыре! — Три кувалды с грохотом вонзили свои «жала» в треснувший монолит стены. Огромный кусок вывалился внутрь, подняв новое облако пыли и штукатурки. Стена сопротивлялась гибели, как живое существо.