Привычка убивать
Шрифт:
— Да что случилось? Что — не заметила? — запаниковала Клавдия.
— Я не знаю, ты будешь смеяться…
— Да не буду я смеяться!!! — загремела мать. — Говори, что случилось.
— Мне Витька снился. И мы с ним… ну, целовались, — всхлипнула Ленка протяжно. — А потом стало так хорошо… А теперь смотрю — кровь.
Клавдия уже, кажется, стала понимать. Но дальше дочь выговорила такое, что Клавдия обомлела.
— Я, наверное… пальчиком… Теперь меня никто замуж не возьмет, — отрыдала дочь последние слова и скрылась с головой под одеялом.
— А-а-а…
Это всегда кажется, что не с тобой. Это всегда думаешь — с другими. И еще возмущаешься: что ж они такие темные? Почему же не введут взрослеющих детей в курс дела? А потом вдруг оказывается, что вся эта банальность зрела у тебя под боком. И это ты темная, и это ты не ввела в курс дела собственное дитя. Ну верно, она же еще такая маленькая. Всего четырнадцать. Так ты думала вчера. А сейчас думаешь: Господи! Какая я идиотка, ей уже четырнадцать! И это же чудо, что первая менструация началась так поздно. Мамочки, убила бы себя за дурость!
Постепенно обретая членораздельность в речи, Клавдия, как могла, утешила дочь, успокоила, растолковала ей все, даже развеселила, но себя ругала на все корки.
«Дура, дура, дура! — била побольнее. — Слепая, глухая, самодовольная дура! Прости меня, доченька, прости! Надо же — на самом примитивном! Век себе не прощу!»
В школу Ленку она не пустила. Хоть так отмыла свой грех перед ней.
— Ты меня до метро добросишь? — каждое утро спрашивала Клавдия Федора.
— Само собой! — каждое утро отвечал муж.
Но и сегодня, как всегда, Клавдии уже пора было уходить, а он все говорил по телефону и делал умоляющую мину, мол, подожди минутку, важный клиент.
Клавдия так и не смогла его дождаться, опаздывала.
День начинался муторно. Хорошо, что конец недели. Завтра можно будет отдохнуть.
Наверное, если человек проработал двадцать лет следователем по особо важным делам горпрокуратуры, мир начинает из цветного постепенно становиться черно-белым. Так кажется со стороны. Ну скажите на милость, может радовать вас просто весна, красивая женщина или чудная музыка из открытого окна, если вы точно знаете, что музыка эта звучит с пиратского диска, на котором заработали бешеные деньги темные людишки, попросту обворовавшие музыкантов и композитора, что красивые женщины чаще всего становятся объектами сексуальных преступлений, а по весне из-под снега показываются почерневшие трупы. Их так и называют — «подснежники».
В своем «ягодном» возрасте Клавдия ухитрялась каким-то чудом избегать этих мрачных ассоциаций и радоваться обычным вещам.
«Сегодня двадцать третье февраля, — думала она, глядя в троллейбусное окно. — А я забыла поздравить Федора. Он так болезненно к этому относится. Странно, как это он сегодня забыл упрекнуть. Надо будет обязательно прикупить ему хороший одеколон. Впрочем, нет, одеколонов у него полно. Что тоже странно. Чего это он вдруг начал так пристально следить за собой? А, ну да, важные клиенты…»
Этот ответ что-то не утешил Клавдию. Станут ли принюхиваться к автослесарю эти малиновые пиджаки? Хотя, с другой стороны, — кто их знает…
«А Ленке надо купить «Тампакс». И поздравить. Да-да, именно поздравить. Девчонка стала девушкой. Как-то хоть сгладится…»
Она снова подумала о Федоре, и теперь мысль ее стала смелее, а Клавдия улыбнулась:
«Неужели муженек на старости лет начал поглядывать на молоденьких? Ах, старый кобель! Надо же, прорвало…»
Впрочем, вывод этот был скорее умозрительный, юмористический, не всерьез. Представить себе Федора в роли любовника Клавдия при всем своем богатом воображении не могла.
«А куплю-ка я ему теплые тапочки, — почти мстительно подумала она. — Газетка, телевизор и тапочки — пусть помнит свое место».
Эта идея развеселила Клавдию еще больше. Она даже хихикнула, от чего сидящая рядом женщина обернулась и спросила:
— А? Что вы сказали?
— Весна! — весело ответила Клавдия.
— Ой, что вы! — махнула рукой соседка. — Когда еще…
— Скоро!
— Дежкина, за январь! — встретил Клавдию зычный голос Патищевой у самого входа.
Когда-то Клавдия просто вздрагивала от одного вида профсоюзного босса — денег не хватало всегда. Теперь она широким жестом вынула из кармана стотысячную купюру и подала Патищевой.
— Ой, — растерялась та, — а у меня сдачи нет.
— Потом отдашь, — успокоила Клавдия.
— Вы слышали? — Семенов уже теребил Клавдин рукав. — Чубаристов в Америку собрался.
— Очень за него рада, — сухо ответила Клавдия. — А вы?
— А меня вот в Луховицы посылают, — язвительно ответил Семенов.
— Здорово, — сказала Клавдия. Настроение у нее улучшалось.
— Чего ж здорово?
— Народ говорит: есть в России три столицы — Москва, Рязань и Луховицы. Слышали?
— Господи, Клавдия Васильевна, откуда у вас столько народного творчества?
— А я сама народ! — лучезарно улыбнулась Клавдия. И успела поймать за рукав проскальзывающего мимо нее Веню Локшина из технического отдела.
— А, Клавдия Васильевна?! — очень «удивился» Вениамин.
— Узнал? — поддержала его тон Клавдия. — А вот на твоих снимках вообще ничего невозможно узнать! Меня эксперты просто на смех поднимают.
— Темные, ничтожные личности, — пробурчал Веня.
— Что-что? Твоя фамилия случайно не Паниковский?
Веня надул губы.
Клавдия еще поговорила бы с Локшиным, но увидела вдруг идущую ей навстречу Люсю-секретаршу и очень пожалела, что не скрылась в кабинете за минуту до этой встречи.
— Дежкина, к Малютову! — торжествующе пропела Люся, словно наслаждаясь тяжелым впечатлением, произведенным на Клавдию этими словами.
— Иду! — мрачно выдохнула Клавдия и поспешила к своему кабинету.