Привыкание
Шрифт:
— Я тебя ненавижу! Я ненавижу всех вас! — Она делает резкий выпад к моему лицу, и я не могу пошевелиться. Лошадь и стены оказываются на моём пути. Я сдвигаюсь. Она промазывает, но я оказываюсь загнанной в угол. Дикон кричит что-то, что я не могу расслышать из-за ржания и грохота копыт Снежка.
Лошадь топчется на месте.
Я падаю.
Рейчел оказывается на мне.
— Он убьёт тебя. Твой брат. Твои соки повсюду на моей ладони.
Копыта лошади стучат вокруг меня. Они могли бы раздавить мою голову. Но Рейчел чертовски зла и она не знает.
— Вы все заплатите, — она смеется. Плачет.
Где
Снежок теряет терпение.
Всё так громко.
Загон ходит ходуном, когда Снежок ударяет по стенкам задними копытами.
Нож для чистки копыт приближается к моему лицу рукоятью вниз.
Я откатываюсь, на дюйм увиливая от попадания им в мою голову.
Рейчел падает назад, тянясь когтями к моему лицу. Она снова хватает нож.
Я нахожу силу в ногах. Снежок брыкается задними копытами вправо, попадая по руке Рейчел, в которой она держит нож. Он выпадает. Я хватаю его, но я сбита с толку. Потому что Рейчел борется с Диконом, и я по-прежнему чувствую тяжёлую пульсацию у себя между ног. Она называет его жалким извращенцем. Рейчел разговаривает с Диконом. Он пытается бороться с ней так, чтобы не навредить, но мы находимся в крошечном пространстве с брыкающейся лошадью. Моё сексуальное возбуждение переходит в необузданный огонь, когда она бьёт его по лицу.
Он причинил мне боль. Выбросил меня и оставил сломанной, но он — мой. Она не смеет делать этого. Не может ударить его, потому что, когда она делает это, она угрожает мне, моей жизни, моей любви, моему миру.
И у меня есть нож. Он для выскабливания, а не для убийства, но рукоять крепко сжата в моей руке, и Рейчел должна отвалить нахрен от Дикона. Она словно дикая кошка. А он пытается схватить её за запястья.
— Фиона! — выкрикивает он.
Я не знаю, помочь ему или отвернуться, но я вскидываю руку с ножом, замахиваясь. Я понимаю, почему он выкрикивает моё имя, но уже слишком поздно. Снежок снова брыкается, превращая всё в хаос. Рейчел отталкивается в сторону, и нож прокладывает свой путь к груди Дикона. Я рефлекторно дёргаю руку назад. Кровь не проступает. Пока. Он выглядит просто как удивленный человек в разорванной рубашке.
Он не мой. Не мой мир. Он просто отрезал меня от себя, чтобы отправить дрейфовать в свободные воды бесконечной пустоты.
Чувствую прилив норадреналина и эндорфинов. Я — раба своего гнева и боли.
— Нахрен тебя! — Я бью его по груди, но у меня в руке нож.
Дикон отклоняется. Рана неглубокая, но я сделала это намеренно. Слышу свой крик.
Хоть Снежок, кажется, успокоился, несмотря ни на что, и Дикон сначала кажется ошеломлённым и шокированным, Рейчел до сих пор находится под действием чистого адреналина. Она толкает меня вниз, чтобы убраться из тесного загона.
Затем появляется кровь. Рот и глаза Дикона открыты, и они заполнены мной. Нож падает. Дверь захлопывается. Всё становится чёрным.
Я чувствовала, будто собиралась умереть.
Нет, не умереть.
Исчезнуть.
Словно моё существование вот-вот сожмётся в крохотную черную точку. Обычно я ныряю в беспамятство, но в этот раз этого не происходит. Я боялась этого оргазма, как не боялась ни одного из предыдущих,
— Кончи, милая. Я с тобой.
Глава 28.
ФИОНА
Дикон развязал меня и надел на меня кроссовки прежде, чем я присела на ствол дерева. Казалось, позади осталось несколько часов, но прошло лишь двадцать минут, плюс пять для того, чтобы Дикон мог снять меня с дерева и ещё пять, чтобы я пересказала ему свою историю.
— Прости меня. Снова. Прости, — сказала я.
— Ты не хотела этого. Это был несчастный случай.
— Второй раз. Второй раз я ударила специально.
— Это была едва заметная царапина.
— Дикон…
Он приложил пальцы к моим губам. Мне нужно было, чтобы он заставил меня страдать, а не очертил рамки наказания. Нужно было корчиться от силы его злости. Нужно было почувствовать, словно я умираю. Только это можно было называть честной расплатой.
— Когда я веду переговоры с людьми, которые удерживают моих парней, мне приходится смотреть сквозь их злость, — ответил он. — Я должен увидеть их страдания. Если я не смогу увидеть душу того, кто видел, как его отца убивали или калечили, или если я не смогу воззвать к его слабости, я не смогу достучаться до них. Я остаюсь снаружи их разума. Но, чтобы понять их, мне нужно попасть к ним в душу, — он кладёт руку на сердце. — Когда ты нанесла второй удар, мне удалось пробраться к тебе в душу.
— Но те люди, с которыми ты ведёшь переговоры, и ты находишь их…
— Они не являются моим стимулом жить, — он встал и протянул мне руку. — Как только мои парни оказываются в безопасности, те люди становятся инструментом для передачи сообщения.
Я приняла его руку, и Дикон поднял меня на ноги.
— Так ты не собираешься поквитаться со мной?
— Никогда, — он приобнял меня рукой, и мы прошли к забору. — Твой отец. Она пыталась шантажировать его?
— Так сказали Тереза и Марджи.
— Думаю, ей нужна была одна из вас, чтобы заступиться за неё перед вашим отцом. Ей нужно было, чтобы ты сломалась.
— Но с нами этого не произошло, — ответила. я
— Не из-за неё, и не в тот раз. Но ты всего лишь человек. Все восьмеро из вас. В один день ты сломаешься. Но не из-за меня. Так что я не говорил никому про ту девушку, пока у меня не было всей картины.
— Думаю, Джонатан сломается, если узнает.
— Я не скажу ему.
— В любом случае, я знаю, как ты относишься к копам. Но теперь она мертва. Это всё равно не поможет.
Мы шли к забору, и он приоткрыл отверстие для меня. Я пролезла через него, словно другим человеком — очищенным. Я была женщиной, которая стала если не безгрешной, то смыла с себя самые затаённые грехи.
В саду было тихо. Нас никто не нашёл. Марк довёл своё задание до конца. Мы с Диконом вернулись в сад, а затем в лобби. Его время посещения истекло.
— Дикон, я хочу кое-что сказать.
— Значит, скажи.
— Я люблю тебя, — произнесла я.
— Я знаю.
— Не уверена, является ли это тем, чего я хочу. Тем, что у нас есть. Не знаю. Я не хочу потерять тебя, но не могу привязать, если не знаю.