Приятно познакомиться
Шрифт:
— А говорил — артист, — вспомнил я.
— Ну и артист, пожалуй, тоже, — согласился незнакомец.
— А я вот тоже в детстве хотел артистом стать, — сказал я, с удовольствием поддерживая разговор. — Только ничего у меня не получилось. Сказали — лицом не вышел. Кроме того, никакого артистического таланта во мне не нашли. Хотя я в театральном училище полгода проучился. Веселое время было… Представляешь, как-то в нашу аудиторию, прервав занятие по цирковому искусству, зашли люди с нашей киностудии. Искали фотогеничных молодых людей на место ведущего… программы новостей, по-моему.., и я попал в число кандидатов. Здравствуйте, дорогие телезрители, — целую неделю и на учебе и дома репетировал я, и мне казалось, что получается внушительно и красиво, как у внушительных и красивых дикторов центрального телевидения, — в эфире новости дня… Только
— Паршивое настроение? — осведомился незнакомец.
— Паршивое, — согласился я.
— Тогда выпей.
Он сунул правую руку себе за пазуху, покопался и вытащил небольшую плоскую темную бутылку вроде той, в которую фасуют поддельный коньяк «Белый аист». И протянул бутылку мне.
Пить мне больше, честно говоря, не хотелось, но ради поддержания беседы я принял из рук незнакомца бутылку и отхлебнул немного, заранее сморщившись. Однако жидкость, которую я пригубил, ни вкусом, ни запахом не обладала, зато была прохладна, так что я выпил едва ли не всю.
— А это что? — спросил я. — Бражка, что ли?
— Бражка, — снова согласился он, бережно пряча бутыль за пазуху.
Я кивнул и вдруг замер с открытым ртом, у меня сильно закружилась голова — так, что я повалился на бок и не упал только потому, что привалился спиной к ножке стола.
— Забористая штука, — хотел проговорить я, но ничего проговорить не смог. Зрение мое померкло медленно, как свет театральных ламп, в ушах зазвучала траурная, но в то же время торжественная музыка, и сам я будто погрузился в теплую воду. Я даже не испугался, решив, что снова засыпаю. Только удивился, когда в мое небытие нырнул Абрам. Рассекая тьму лучами своих электрических глаз, он, похожий на громадную глубоководную рыбу, подхватил меня на спину и куда-то повлек.
— Пусти, — попросил я.
— Не могу, — пробулькал Абрам. — В связи с создавшейся сложной международной обстановкой.
— При чем здесь международная обстановка? — снова спросил я.
На это Абрам мне ничего не ответил.
Когда-то я был писателем. И, представьте себе, писал. И меня даже издавали. Началась моя творческая карьера пять лет назад — неожиданно, а относительно недавно закончилась — печально. Тогда, пять лет назад, я жил в общежитии, поскольку учился на дневном отделении филологического факультета местного университета. Много читал классику, которую должен был читать по программе, и литературу последнего десятилетия двадцатого века. Одолев несколько произведений современных писателей с пышными, но абсолютно незапоминающимися фамилиями, я подумал, что могу не хуже. И, с детства уважая фантастические романы, решил тоже написать фантастический роман. Притом не просто отвлеченную историю о космических тарелках или псевдосредневековых воинах, а нечто такое приятное как можно более широкому кругу читателей, к тому же качественное и сдобренное солидной порцией юмора и жизненного опыта, которым, как я считал тогда, обладал в полной мере.
Сюжет и краткое содержание романа, на профессиональном сленге это, кстати, называется одним словом — синопсис, я придумал буквально за полчаса.
Образ главного героя своего романа я создавал, учитывая самые последние веяния народной литературы, а имя ему дал — Никита. Мне с детства нравилось это имя в отличие от собственного, которое любой невоспитанный и мало-мальски сведущий в стихосложении человек неизменно рифмовал с резиновым изделием номер два.
Итак, главный герой Никита, являющийся бойцом одной из бандитских группировок, решает коренным образом изменить свою жизнь. Другими словами, выйти из преступного сообщества. Толчком для этого послужила любовь девушки, которой для остроты интриги я придал характеристики человека из совершенно чуждой главному герою социальной группы — интеллигенции. Бывшие товарищи главного героя такого паскудства с его стороны перенести не могут и договариваются Никиту с его возлюбленной истребить. Бандиты нападают на влюбленных темной ночью на улице. Никита успевает накостылять двум-трем нападавшим, бросается за своей девушкой, которую волокут к машине, но сам получает кастетом по голове.
Сочинить такую завязку для меня не составило ни малейшего труда, поскольку ничего я не сочинял, а только записал, постаравшись не перепутать первое с десятым, то, что привык видеть в телевизионных сериалах соответствующей тематики. Это потому, что я был тогда юн и полагал, будто современный читатель, развернув для интереса мою книжку, не закроет ее тут же, а, пробежав глазами первые несколько абзацев, сразу войдет в привычный мутноватый фарватер криминального чтива. А дальнейшее повествование я решил перевести в область фантастическую, но, конечно, постепенно, а не сразу. И вот приходит в себя мой Никита уже на тюремных нарах. Решает, что его повязали подъехавшие менты, а рана на голове не опасна, тем более что в связи с ней никакого дискомфорта он не ощущает. Однако общение с сокамерниками, которые все бандиты, заставляет его задуматься. Они все из разных городов. Никого из них Никита не знает, хотя имя одного кажется ему знакомым.
Сокамерники тоже в недоумении. Оказались они все в одной камере при довольно странных обстоятельствах — после того, как потерял сознание в разгаре разборки, после того, как задвинул лошадиную дозу героина, ну и так далее. Находятся они в камере довольно давно, хотя точно сказать не могут — сколько времени. Их не кормят, не водят к следователю, ни на какие их стуки в дверь не отвечают, окно зарешечено и закрыто намордником так, что из него ничего не видно. Голод они ощущают, но слабый. Вообще обитатели камеры и главный герой в том числе приходят к выводу, что их подвергают особого рода прессовке. Неожиданно один из них, тот самый, имя которого Никите показалось смутно знакомым, в то время, пока другие спят, исчезает. Он больше не появляется, а Никита вдруг вспоминает давнишний мельком слышанный разговор о том, что этот человек вроде как недавно убит в одной из разборок.
Разъяснить эту загадку он не может — человека-то больше нет.
Никита мой, безусловно, беспокоится о судьбе своей девушки. Устав беспокоиться, засыпает, а проснувшись, вновь ощущает себя идущим по длинному тюремному коридору в строю таких же, как он, заключенных. Он поражается резкой смене декораций, но вдруг его внимание привлекает один из его соседей по строю — тот бандюга, с которым он схлестнулся в последнем смертельном бою. Вне себя, Никита на него бросается, избивает, требует, чтобы тот сказал ему, что случилось с его девушкой, но тот вообще ничего не говорит, а неизвестно откуда появляются огромные страшные двухголовые мужики — ифриты — и хватают Никиту. Вконец обалдевший от такого поворота событий, он вновь теряет сознание.
В очередной раз Никита приходит в себя и видит, что находится в клетке, подвешенной на гигантском дереве. Расстояние до земли такое, что внизу не видно ничего, кроме густого тумана.
Тут Никите ничего другого не остается, как прийти к выводу, что он просто-напросто сошел с ума. В этом мнении он утверждается полностью, провисев какое-то время в клетке, и поэтому появление маленького крылатого человечка воспринимает почти совершенно спокойно.
Маленький крылатый человечек, который, по всей видимости, пролетал мимо и заинтересовался узником, представляется странствующим полубогом и завязывает с Никитой разговор. Из разговора Никита узнает, что он вовсе не сошел с ума, а умер. И камера, куда он попал сначала, что-то вроде одной из бесчисленных ячеек приемника-распределителя загробного мира, которому придали форму привычного для Никиты и людей, сходных с ним по образу жизнедеятельности, места. После того как Никита дождался своей очереди, его отвели бы на пункт распределения, где он получил бы направление на какую-либо должность в структуре собственно загробного мира. Но Никита нарушил стройный порядок и был за это наказан — на неопределенный срок подвешен на дереве в клетке.
Далее, крылатый полубог рассказывает Никите о системе миров, в один из которых Никита попал. Загробные Миры представляют собой непрерывную бесконечную цепь. То, чем все управляется, находится где-то далеко от этого мира, а где именно, не знает вообще никто. Чтобы было проще, крылатый полубог взял за точку отсчета мир, где они с Никитой сейчас находятся. Этот мир — место загробной жизни землян и существ, населяющих некоторые измерения, где условия жизни сходны с земными. В следующем по цепи мире люди также присутствуют, но в меньшем количестве, потому что условия там для них не совсем привычны, но безопасны, так как вошедший в мир естественно приспосабливается к новой среде обитания — закон Загробных Миров. Короче говоря, основную концепцию этой теории я содрал у Желязны — чем дальше, тем страннее тени; чем дальше по цепи, тем непривычнее для землян.