Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева. Книга четвертая. Пионеры против пенсионеров
Шрифт:
– Простите, пока не совсем, ¬– признался тот.
– Ну, чешуйки луковицы – это как варианты развития нашего мира, нашего времени. Как только какой-то вариант приходит в тупик, он отмирает. Вот, ты изменил свое будущее и будущее всей страны, а тот вариант, где ты ничего не менял, он отмер. Где-то еще эта ветка есть, болтается, но вскоре она исчезнет.
– То есть, пока еще есть две Украины и два Максима Зверева? – спросил экстрасенса Макс.
– Ну, теоретически, может и больше. Помнишь, мы говорили о мотке веревки, по которому ползет жук? Так вот, он ползет не по веревке, а по электрическому кабелю, точнее, по оплетке кабеля, внутри которого целый жгут. То есть, много проводков. Какие-то включаются, а какие-то – нет. Так что есть основной провод, а есть вспомогательные. И как
Максим поежился. Узнать, что ты ответственен не только за свою жизнь или жизнь своих близких, но и за судьбу целой страны – это было как-то совершенно…
– Да ты, Максим, не бойся, ты же солдат! Воевал, был ранен, контужен, чего бояться? – Сафонов неправильно истолковал настроение Зверева.
– Я, Владимир Иванович, не за себя волнуюсь, а за страну. Туда ли она пойдет? Вот я много раз задумывался – а можно ли было сохранить Советский Союз? И нужно ли было? Куда подевались потом все те люди, которых я знал? Бескорыстные, совестливые, готовые помочь просто так, по-соседски, по-дружески. Куда исчезли совесть и доброта? Почему бывшие советские люди, которые максимум могли нахамить в трамвае, вдруг с легкостью стали желать смерти своим недавним друзьям и соседям? И даже не просто желать смерти – с легкостью стали убивать! Своих же убивать! За то, что на другом языке говорят или другую веру исповедуют! Дикость же! А куда делись те парни, которые готовы были отдать жизнь за Родину? Нет, в России на чеченских войнах, во всяких горячих точках еще были герои – но гораздо меньше, нежели во времена СССР. Вот, в моей бандеровской Украине тоже были мужики, которые, наслушавшись нацистской пропаганды, легко шли на смерть. Гибли, по сути, за интересы толстосумов, причем, даже не украинских – американских! Но гораздо больше после распада СССР появилось подонков, воров, подлецов, негодяев, всякой мрази развелось немеряно. Стало доблестью обмануть, обжулить, прожить нечестно, обокрасть ближнего, подставить, стукануть на соседа, просто оскорбить прохожего. И не только оскорбить. Откуда все это быдлячество, бескультурье поперло? Не было ведь такого в советские времена!
Максим произнес этот монолог с горечью и досадой. Ведь для него спасти СССР означало прежде всего спасти не страну, не государство – спасти народ, граждан, людей. Остановить расчеловечиванье человека. Вернуть мораль и достоинство. Не те, которыми каждый день кормит украинцев пропаганда, а настоящие. Когда человек гордится не своей национальностью, а своей страной. Своими соотечественниками! И при этом не унижает граждан других стран потому, что они живут там, а не здесь.
– Мы, Максим, понимаем твою мотивацию. Но именно с твоей помощью возможно достичь той цели, которую ты только что сформулировал. И как раз для того, чтобы не ошибиться и не сделать только хуже мы и хотим тестировать те изменения, которые комитет государственного контроля будет запускать. Он же не зря так называется. Именно контроль государства – ни больше, ни меньше. Управлять такой махиной надо уметь, а у нас в политбюро мастодонты одни остались, еще со сталинских времен. А времена поменялись, причем, давно. И на одних нефтедолларах далеко мы не уедем. Да ты сам все прекрасно знаешь. Так что, давай, готовься, сейчас начнем сеанс. Вот-вот, с минуты на минуту подойдет Вронский и будем тебя отправлять, – Кустов посмотрел на часы и пошел открывать дверь.
Москва, год 1977, 6 февраля
Воскресное февральское утро в столице начиналось обыденно и даже как-то банально – москвичи не спешили просыпаться, и только редкие любители-собачники прогуливали своих питомцев, да любители входящего в моду бега трусцой. Как раз только вышла «Полная беговая книга» Джеймса Фикса, американского популяризатора джоггинга, то есть, бега трусцой. В США мода на этот странный шаркающий бег была на самом пике, но и в СССР веяния этой беговой моды залетало через иностранные посольства и некоторых регулярно бывающих за границей чиновников. Правда, они еще не знали, да и никто в мире не знал, что Фикс умрет 20 июля 1984
Но не все в этот воскресный день отдыхали – многие работали, как, впрочем, в самый обычный будний день. Понятное дело, это были врачи в больницах, дежурные смены энергетиков, атомщиков, метеорологов, а еще –милиционеры, пожарные, военные, в общем, все те, кто должен был постоянно поддерживать обороноспособность и нормальную жизнедеятельность своей страны и здоровье ее граждан. Вместе с тем была еще одна категория специалистов, которые работали независимо от дня недели и времени суток.
Вронский не вошел, а прямо-таки влетел в приемную начальника Аналитического управления КГБ СССР генерал-майора Леонова.
– Есть! Есть! Я был уверен, что наш контакт с «пионерами» будет сверхинформативным, но такого даже я не ожидал! – прямо с порога почти что прокричал Мерлин.
Он не сел ни на один из стульев, а закружил по большому кабинету генерала, как какой-то внезапно залетевший в него большой и растрепанный ворон. При этом Вронский потирал руки и вертел своей маленькой головой, как будто выискивал в кабинете, чем бы поживиться.
– Да ты садись, Сергей Алексеевич, не бегай, у меня уже голова кружится. Садись и толком объясни, что произошло.
Вронский наконец прекратил бегать по кабинету и с разбегу плюхнулся на один из стульев, расставленных вдоль стены. Заложив ногу за ногу и почти развалившись на стуле, он вытащил из кармана табакерку, открыл ее и с удовольствием погрузил в нее свой нос. Смачно понюхав, закрыл ее, на секунду зажмурился и неожиданно оглушительно чихнул. Потом засмеялся.
– Прямо анекдот – вот чихнула так чихнула.
– Мерлин, ты давай о деле, нюхать свою табакерку дома будешь, – Леонов прошел к своему столу и стал перебирать там какие-то бумаги.
– Дома – это где? Ты, Николай Сергеевич, забыл поди, что я дома-то своего давно не имею. То в Звездном городке жил, теперь вот в «сотке ноль третьей» прописался. Нет, там, конечно, неплохой коттеджик нам построили, но иногда этот казарменный уют просто поперек горла встает… Ладно, Сергеич, к делу – так к делу.
Вронский спрятал табакерку и подошел к столу генерала. Леонов сел за стол и выжидательно посмотрел на своего сотрудника. Экстрасенс оперся обоими руками на стол, потом оттолкнулся от него, отошел и вновь сел на один из стульев, стоящих в ряд вдоль стены кабинета. Помолчал, потом, вальяжно развалился на стуле, закинув ногу на ногу, и, наконец, произнес:
– В общем, пропустили мы наших дорогих – подчеркиваю – дорогих гостей через «сито». Ну, такой брейнсторм провели – просто любо-дорого!
Леонов покачал головой.
– Мерлин-Мерлин, ну, когда ты от своих закидонов отучишься? Как в анекдоте про штурмана и курс. Ты чего мне тут иностранные перегибы загибаешь, ты пальцем покажи. По-русски можешь без своих брейнов?
Вронский улыбнулся.
– Николай Сергеевич, а то ты не знаешь терминов. Главный аналитик КГБ, понимаешь. Я имею в виду оперативный метод решения проблемы на основе стимулирования творческой активности, при котором участникам обсуждения предлагают высказывать как можно большее количество вариантов решения, в том числе самых фантастичных. Понятное дело, мы с Кустовым и Сафоновым втроем пролезли во все извилины мозга каждого из наших гостей, так что выудили все, даже то, о чем они сами никогда бы не вспомнили.
– Слово «брейнсторм» имеет несколько значений, поэтому ты, Сергей Алексеевич, точнее обозначай, что именно ты имеешь в виду, – генерал показал Вронскому на кипу документов. ¬– Вон, у меня на столе куча докладов, в том числе и по отделу «Омега», если каждый будет тут писать про брейнстормы и брейнсерфинги, то у меня к концу дня мозги вскипят. И значения этого слова разные.
Леонов неожиданно перешел на английский.
– I must have had a brainstorm that afternoon. Это я про мозговой штурм. Или, например, a jellyfish who was afraid to tell her boss that her latest brainstorm was just plain bad – подходит ко мне какая-то бесхарактерная мямля, боявшаяся сказать своему начальнику, что её последний гениальный план никуда не годился. Разницу ощущаешь, Мерлин?