Приют для миллионера
Шрифт:
Понимаю, что боль пришла с чем-то холодным и маленьким. Меня тошнит, и начинается жуткое головокружение.
— Задело? — рявкает Росс, стараясь найти ранение.
Его зрачки расширяются и даже, кажется, начинают пульсировать, когда он натыкается на красное пятно на моем платье.
Если я считала, что хоть раз видела мужскую панику, то я ошибалась. Начинается самая настоящая суета, но никто не знает, что делать.
— Элиот, — во все горло орет Мартин, — нам нужен коридор.
Росс зажимает мою пульсирующую рану где-то сбоку,
Я вижу растерянное лицо Мартина, который пытается удержать меня в сознании, но свет медленно отдаляется.
— Нет, малыш, нет. Не закрывай глаза.
Короткие фразы сопровождают меня в темноту. Как же осточертело ускользать из этого мира в предсмертных конвульсиях.
Глава 25
В больничной палате слишком неуютно. Кипельно-белые стены бьют по глазам, отражая солнечный свет. Провода опутали меня со всех сторон, а над ухом отвратительно пищит аппаратура.
Делаю попытку пошевелиться, но тупая боль пронзает тело, концентрируясь где-то в правом боку. Значит все-таки справа.
Последнее, что я помню — отчаянный взгляд Мартина. Он раздавал указания, держа меня на руках, и пробирался сквозь плотный туман, опутавший нас обоих.
Оглядываю палату и задерживаюсь на двери, которая открывается в этот самый момент. Я узнаю мистера Льюиса. Он в халате такого же белого цвета, как эти дурацкие стены.
— Как вы себя чувствуете? — интересуется старик, подойдя к краю кровати.
— Вроде жива, Джон, — мямлю я. — Видимо, благодаря вам.
— На данный момент ваша жизнь вне опасности, но это не на долго, если не прекратите совершать глупости.
Я игнорирую его замечание, не желая развивать эту тему. Он несомненно прав, именно поэтому разговор зайдет в тупик. Мне нечем крыть.
— Когда меня выпишут?
— После огнестрельного ранения, пробыв без сознания целые сутки? — мистер Льюис демонстративно потирает подбородок, потешаясь над моей легкомысленностью.
Старик не лишен стержня в свои годы. Становится понятно, что самой мне его не уговорить. Он доктор, а я — его пациент, это дает ему право диктовать условия.
— Вам повезло, мисс Хилл. Пуля прошла на вылет, не задев жизненно важные органы. Считайте это своим вторым днем рождения.
— Поздравления приняты, мистер Льюис. Спасибо.
— Я знаю Мартина с того самого времени, когда он встал на ноги. Он целеустремленный и умный, но вместе с тем может быть жестоким, расчетливым и безжалостным. К сожалению, вы разбудили его темную сторону.
— Вы стыдите меня?
Не знаю, обвиняют меня или смысл сказанного совершенно в другом, но я отворачиваюсь к окну, пряча глаза.
— Просто не дайте ему потерять себя.
— Быть может, это и есть он настоящий, Джон?
Мои слова заставляют его задуматься, он не находит, чем возразить.
Тяжело вздохнув, старик прощается и выходит из палаты, наткнувшись на кого-то в коридоре.
Я
Я хочу увидеть его, хочу знать, как он выглядит и что скажет мне. Хочу прочесть эмоции и вычислить порывы.
Мартин появляется на пороге, слишком сильно толкнув дверь. Она ударяется о стену металлической ручкой и рикошетом прилетает ему в плечо. Он не обращает на это внимание и устремляется ко мне.
Красные глаза выдают его состояние: он не спал. Снова решал вопросы, нервничал и, наверное, переживал. Конечно переживал, никаких «наверное» быть не может.
— Как ты?
Мне почему-то не хочется говорить, лишь смотреть на него, читая по вновь потемневшим глазам.
Но я отвечаю:
— Согласись, могло бы быть и лучше, Мартин.
Он приподнимает простыню, которой я укрыта, чтобы взглянуть на место ранения, но останавливается, замечая, что на мне нет больничной одежды.
Я киваю, разрешая, и он осторожно скользит горячей ладонью по моему животу, откинув ткань в сторону. Его взгляд задерживается на моей обнаженной груди, и Росс шумно сглатывает. Я не стесняюсь его и не пытаюсь прикрыться, он делает это сам, вернув простыню на место. Но его рука остается невесомо покоится возле квадратного пластыря, под которым скрывается шов.
— Что с Кайлом?
— Отправился кормить червей. Меня волнует другое — зачем ты пошла к нему?
— Я хотела помочь, — обиженно бурчу.
— Помогла? — Росс серьезен и не собирается опускать этот разговор.
— Разве нет?
— Не такой ценой, Эйва. Это было слишком…
— Глупо?
Мартин хочет сказать что-то еще, но не решается. Ответ застревает между его полуоткрытых губ.
— С Прайтом разобрались. Прибрать к рукам его активы дело времени. На очереди Сток, — в глазах мелькает больной азарт.
— Отговаривать тебя бесполезно?
— Я только начал, Эйва.
Мы замолкаем.
Его уже захлестнула волна, из которой он выберется сам, когда посчитает нужным. На полпути останавливаются только дураки. Такие, как Росс, доводят дело не только до конца, но и переступают через порог, забирая больше, чем планировалось.
Слишком много точек соприкосновения с болью, чтобы решать проблемы иными способами. Надо жестко, опасно, на грани смерти. Это работает только так, по-другому нет смысла.
— Ты любишь его? — внезапный вопрос заставляет очнуться.
— Кого?
Я не сразу понимаю, о ком идет речь. Но Росс молчит, ожидая, пока до меня дойдет.
— Не знаю, Мартин. Но я не должна была…
Он не дает договорить, останавливая меня жестом руки. Лишнее напоминание о произошедшем вызывает неприятные ощущения в области груди, которые он так старательно пытается игнорировать. Показательное безразличие не дает нужного эффекта, все до абсурда очевидно.