Приют героев
Шрифт:
Но кое-что удалось выяснить.
Именно нежная сердцевина идола – мечта всегда нежна! – удерживала намоленность в рамках, позволяя расширять ореол вторичного воздействия лишь в ограниченных, безопасных масштабах. Самая широкая сфера влияния искусственно созданных псиреалий на действительность наблюдалась в божнице Дерриха Чадолюбца. Бездетные просители так намолили Дерриха своими истерическими просьбами, что прирост населения в окружающем божницу городе крыл обычный уровень рождаемости по стране, как бык – овцу. Зачинали глубокие старухи, старцы приставали к снохам
Ряд теоретиков – в том числе корифей идологии Мартин Люрцик, декан факультета интенсивного экзорцизма, и артефактолог Редрик Фишер, владелец знаменитой коллекции в Цюнихе – рассматривал и гипотетическую возможность гибели сердцевины объекта поклонения при сохранении самого поклонения и, соответственно, высокого уровня намоленности. Упрощая, это можно было сравнить с дрейгуром-чародеем. К счастью, пример выходил не вполне корректным: поднятый мертвец, будь он при жизни самим Нихоном, не обладал более запасами свободной маны и не мог ее концентрировать в «карманах», как делал при жизни. Этот природный ограничитель был описан в статье «Мертвые не колдуют» за авторством Наамы Шавази, при участии Эфраима Клофелинга. Там же рассматривалось и единственное исключение из правила: «Тавро Ревитала», на которое способны некроты Пятого Круга, но не более, чем на сутки-двое…
Даже в теории мертвец-волшебник выглядел, мягко говоря, непривлекательно.
Что тогда говорить о мертвом, но активном идоле?!
Теоретики предполагали худшее, ссылаясь на Жжёный Покляпец. Первая фаза: полный либо частичный выход кумира в недоступные измерения псевдо-реальности. Вторая фаза: перерождение намоленности в злокачественную. Третья фаза: проникновение транспортных метастазов в реальность истинную и формирование новых очагов заражения. Четвертая фаза: поражение ряда важных «органов бытия» (термин ввел Мартин Люрцик) и апокалиптическая перестройка мироздания.
О пятой фазе даже не заикались.
– Что вы предлагаете? – спросила Анри. – Оставить все, как есть?
– Обижаете, сударыня…
Фрося медленно, словно у него заржавели колени, присел на край веранды, прямо на пол, рядом со стобиком перил. Ногтем гросс яростно чесал кончик носа. К выпивке, вспомнила вигилла толкование приметы. От кончика некромант перешел к крыльям, затем ноготь поднялся к переносице. Складывалось впечатление, что зуд распространяется по морщинистому лицу старца со скоростью лесного пожара.
Наверное, последствия работы с медальоном.
– Сейчас, на скорую руку, я не хотел бы принимать опрометчивых решений. Поэтому предлагаю вернуть медальон нашему другу Аспиду, после чего вы, сударь, удалитесь в Майорат. Квесторы в их нынешнем состоянии вряд ли смогут продолжить квест, а об успешном завершении и воцарении Белого Голубя не идет и речи. Тем более, что господин барон их арестует, а арестанты в квесты не ходят.
– Что дальше? – без особого энтузиазма осведомился пульпидор.
– Дальше? Полагаю, капитул Ордена Зари завизирует убедительную победу темных идеалов, поставит себе в заслугу спасение цивилизации… гм-м… – Фрося хмыкнул с убийственной иронией. – До спасения нам далеко, но капитулу об этом знать не обязательно. Главное: ваш срок правления, мой милый Аспид, продлится на четыре года. А вы, не в службу, а в дружбу, пользуясь властью, обеспечите мне и ряду моих коллег прямой доступ к медальону. Совместными усилиями, тщательно изучив сложившуюся ситуацию…
– Я не вернусь в Майорат.
– Перестаньте капризничать! Речь идет не о вашем желании. Мы говорим о вещах куда более серьезных, нежели причуды молодого человека!
– Я не вернусь в Майорат.
– Может, белые будут сговорчивей? – вмешался деловитый и, как всегда, предприимчивый барон. – Если мы передадим медальон им, обеспечив проникновение на территорию Майората и дальнейшую победу, будущий Белый Голубь… Я имею в виду, мой племянник… он даст согласие на доступ к реликвии…
Поймав ненавидящий взгляд горбуна, барон осекся и замолчал.
– Беру свои слова назад, – спустя минуту сообщил он. – Если мой племянник ночью кидается на любимого дядю с ножом… да и вы, Рене… Извините. Я иногда бываю слишком прямолинеен. Служба. Еще раз извините.
Гроссмейстер прекратил чесаться и сокрушенно вздохнул.
– С этими живыми сплошные проблемы… Амбиции, воззрения, принципы! То ли дело старый добрый покойник! – никаких амбиций, никаких принципов…
– Я тоже против возвращения медальона в Майорат, – сказал, подходя, Фернан Тэрц.
Профос не чесался, но все время приглаживал волосы, расчесывал их пальцами, поправлял на висках, и никак не мог удовлетвориться результатом. Впрочем, несмотря на нервность движений, голос Тэрца звучал ровно.
– Я обещал молодому человеку, что Надзор Семерых заберет останки Хендрики Землич, намоленные или нет, и предпримет все возможное для спасения. Не для изучения, а для спасения. Я держу свое слово. И слишком хорошо знаю, насколько «ряд коллег» способен увлечься «тщательным изучением ситуации». Гроссмейстер, вас я не имею в виду.
Поклонившись некроманту, бывший стряпчий сделал шаг к горбуну.
– Сударь Кугут, вы понимаете, что в нашем случае спасением окажется гибель омфалоса? Смерть давно умершей женщины, окончательная и бесповоротная? Найди мы способ уничтожить без последствий броню намоленности, я первый буду настаивать на прекращении существования этого артефакта. Мертвые должны лежать в могилах, при всем моем уважении к искусству некромантии. Мертвецы иногда начинают вести слишком бодрый образ жизни – но мертвец, выставленный на всеобщее обозрение, мертвец, как объект поклонения… Помните Карийский Мавзолей, где служили молебны мумиям сатрапа Мавсола и его сестры-жены Артемии? Чем это закончилось для несчастных Карий? Я против.