Приют изгоев
Шрифт:
Но ничего неизбежного не произошло, только Абраксас очутился словно внутри зеркала, сомкнувшегося вокруг него. Со всех сторон его окружали дробленые и искаженные отражения в крутящихся шарах, сквозь сплошную стену которых уже почти ничего не было видно. А шары, уплотняясь и ускоряя свое вращение, отражали в неровном кривом зеркале его, Абраксаса, искажающиеся до неузнаваемости фигуру и лицо. И чем скорее было вращение шаров, тем отчетливее видел себя Абраксас в этом зеркале.
Был он в этом отражении выше, чем на самом деле, и вместо обычной его одежды был на нем богато вышитый камзол, великолепный берет, вместо того обшарпанного, что он сейчас держал в руке, и рука его лежала на
И он услышал голос, тот самый, который звучал в его сне сегодня ночью.
«Это ты. Ты будешь таким. Иди ко мне, и ты станешь таким», – шептал голос.
Так же неожиданно, как началось, все вдруг закончилось. Его парадное изображение в серебре зеркала рассыпалось. А само зеркало рассыпалось на серебристые искристые шары, мигом разлетевшиеся в стороны, будто в испуге.
Абраксас остался стоять среди по-прежнему неподвижной толпы, но словно бы совсем отдельно, будто один на площади и во всем городе. Он огляделся – нет, люди были рядом, в тех же позах. Только животные, кажется, не замечали ни шаров, ни неподвижных людей: лошади и волы жевали свое сено и овес; птицы клевали все, что попадалось им; собаки искали добычу и удивленно воровали куски мяса прямо с прилавков мясников; прошла полная достоинства сытая пушистая кошка с придушенным только что здоровенным куренком.
Шары тоже никуда не исчезли. Они, казалось, в некотором смятении кружили в небе над ним, и стоило Абраксасу глянуть на них, как его опять захватила волшебная игра света в их кривых зеркалах, и снова ему начало казаться, что на плечах его вновь плащ Тевиров и что опять он выше ростом всех остальных чуть ли не на полсажени.
«Вот, вот оно – величие!» – донесся еле слышный голос откуда-то с неба. Только звучал он как-то издалека и неуверенно.
Абраксас обвел взглядом небо, но сокола Териров, как во сне, он там не увидел. Что ж, не все сразу…
– Ну как, наслаждаешься? – услышал он другой голос, вполне обыденный.
Вздрогнув, Абраксас резко обернулся. Позади него на той скамье рядом с ошалевшим в неподвижности купцом сидел, положив локти на стол, какой-то пожилой полноватый мужчина. Стариком назвать его было нельзя, просто не поворачивался язык, такая сила и мощь исходила от него. Был он необычен как лицом, так и одеждой. На его чуть одутловатом гладковыбритом лице сильно выделялся породистый с горбиной нос, под которым небольшой щеточкой росли пегие от седины усы, а маленькие пытливые глаза внимательно смотрели на Абраксаса из-за толстых стекол очков в толстой непривычной оправе, похожей на черепаховую; голова венчалась седым ежиком жестких волос, открывающим для обозрения большой лоб мудреца. На плечах его был накинут непривычного вида камзол со множеством карманов с металлической оторочкой, из-под которого выглядывало нечто вроде простой мужицкой рубахи в большую цветную клетку с костяными полупрозрачными застежками; штаны его были из мягкой бесформенной ткани, а вместо сапог или ботфортов выглядывали кожаные тапки без задников – такие сам Абраксас любил носить дома, во время отдыха.
С Абраксаса как шелуха с пересохшей луковицы слетела вся его спесь. Неожиданно он ощутил себя под взглядом этого несомненно мудреца и, наверное, волшебника, мальчишкой, как в детские годы, когда получал выговоры от покойного отца. И плаща на его плечах не стало, да и рост был обыкновенным. И еще он почему-то почувствовал себя несчастным. Взглянув, в поисках поддержки, в небо, он увидел только
– Что смотришь? – хрипловато сказал неведомый мудрец, проследив за его взглядом. – На родственничка своего надеешься? Зря. Не по тебе эта ноша, правду тебе скажу. Да и ему она не по зубам оказалась, вот и призывает тебя.
– Какой родственник? – непослушными, словно занемевшими губами произнес Абраксас.
– Эк тебя прихватило-то! – Мудрец усмехнулся. – Присядь-ка, расслабься.
Он похлопал большой сильной ладонью по столу перед собой, как бы приглашая, и Абраксас послушно опустился на место, где сидел до появления серебристых шаров.
– Какой родственник, спрашиваешь? – Мудрец не спеша полез к себе под камзол и достал оттуда нечто похожее на бутылку из-под вина, но прозрачную и заполненную прозрачной же жидкостью. На бутылке была белая продолговатая наклейка с какой-то витиеватой надписью и овальным рисунком посередине, изображавшим пшеничное поле со снопом на переднем плане. – Кем он там тебе приходится – прадед, кажется? Или прапрадед? Аха этот ваш?
– Аха-колдун? – помертвевшими губами переспросил Абраксас.
– Да какой он колдун! – пренебрежительно бросил мудрец. Из второго кармана внутри камзола он достал прозрачный же стакан в тонкую продольную полоску. – Все его кол довство в Книге. Он уже забыл, как простейшее заклятие навес ти, – говорил он, откупоривая тонкую металлическую пробку и наливая из бутылки в стакан. – А по Книге кто угодно что угодно сделает. С Книгой даже мне тягаться трудно, хотя оба мы hi вашего мира. Да мне и не к чему… Выпей вот, на дорожку. Пуп тебе предстоит долгий.
Абраксас с подозрением посмотрел на подвинутый ему мере: стол стакан.
– Что это?
Мудрец усмехнулся.
– Можешь считать, что настой. Волшебный, само собой. Вдруг поможет.
Абраксас протянул руку, взял стакан и принюхался. В носу защипало, и он чихнул – пахло крепким хмельным и чем-то еще.
– Пей, пей, не задерживай посуду, – подбодрил мудрец. Он взял из-под носа купца остывший пирог, понюхал и разломит пополам. Абраксас взял свою половину и поднес стакан к губам. Горло ожгло, и он торопливо стал жевать.
– Молодец! – похвалил мудрец и налил себе. – Волшебником тебе не стать даже с Книгой, но человеком ты будешь. Сразу видно.
Он привычно опрокинул содержимое стакана себе в рот, крякнул и, прежде чем отправить туда же свою половину пирога, поднес ее к усам и сильно втянул воздух.
– Прости уж, больше ничем я тебе помочь не могу, – развел руками мудрец. – Спасение утопающих дело рук самих утопающих. А если уж я тебе помочь не могу, то стало быть, никто другой не поможет. Тебе и твоей бедной стране.
– Товьяру? – спросил Абраксас сипло.
– Что ваш Товьяр, – махнул рукой мудрец. – Тоже страна – кочка лягушачья. Я об Империи говорю. Хотя она тоже…
– Империя? – осмелился повторить Абраксас. То ли от выпитого, то ли от пережитого – а может, от всего сразу, у него помутилось в глазах и голове. – При чем тут Империя?
– Да тоже, в общем, ни при чем, – вздохнул мудрец. – Сам все скоро узнаешь. А мне и так все известно, потому и скучно… Плохо, знаешь, все знать наперед. Ладно. – Мудрец перевернул стакан, вытряхнул остатки настоя на землю и накрыл им горлышко бутылки, которую вернул обратно внутрь камзола. Когда он встал, и Абраксас вскочил следом, он испытал еще одно потрясение: мудрец оказался так высок, что Абраксас ощутил себя перед ним еще более маленьким, чем даже когда появление мудреца вывело его из транса величия, навеянного серебристыми шарами и голосом.