Приют изгоев
Шрифт:
Абраксас сказал, усмехаясь:
– Я не остался равнодушным к красоте вашей дочери, любезный Антенор, и попросил ее стать моей женой, однако она… – Он намеренно замолчал.
– Как? Она смела отказываться? – вскричал рассерженный Мунит. – Такая честь!
– О, прошу вас, не сердитесь на нее, – остановил его Абраксас. – Госпожа Аойда просто не смеет ответить мне без вашего позволения.
– Глупая девчонка! – воскликнул князь. – Как будто я могу не позволить ей стать вашей женой, государь мой! Это же такая честь,
– Батюшка! – звонко возразила Аойда. – Я ведь невеста князя Шератана Сабика…
– Как ты смеешь противоречить?! – гневно закричал Мунит.
– Прошу вас, любезный Антенор, сдержите свой гнев, – мягко вмешался Абраксас. – Прекрасная Аойда имеет основания сомневаться, возможно ли ей стать моей женой…
– Вы слишком снисходительны к этой девчонке, государь, – ответил князь. – Какие могут быть сомнения? Вы хотите этого, и значит, она должна подчиняться!
Смотреть на отца, слушать его слова было невыносимо. Абраксас в лицо насмехался над ним, а бедный князь лебезил перед колдуном. Нет, Аойда не могла на это смотреть.
– Воля ваша, батюшка, я согласна, – заявила она, глядя в искрящиеся победной насмешкой глаза колдуна, – А теперь разрешите мне удалиться в свои покои.
– Не смею задерживать прекрасную Аойду, – бесстыже откликнулся Абраксас.
Он встал и любезно проводил свою будущую жену до дверей. Князь, как подброшенный пружиной, вскочил тоже.
Аойда с холодным бешенством поклонилась на прощание и торопливо направилась в свою комнату. Рядом появилась запыхавшаяся служанка, подхватила развевающийся алый плащ, чтобы не терся по пыльным полам коридоров.
Едва зайдя в комнату, Аойда рванула застежку плаща; служанка успела поймать его до того, как он упал, сложила плащ и принялась помогать госпоже раздеться.
Избавление от тяжелых доспехов принесло облегчение. Служанка подала ей новое шелковое платье – очень нарядное, пестрое; видимо, сочла, что это было единственно приличное платье, когда в замке пребывает великий государь.
…Великий государь? Аойда невесело усмехнулась. Что там предсказывала чаша: беды и горести?.. А тут, оказывается, замужество совсем близко. Почему же чаша не обещала сладкого меда?
Аойда уложила волосы в узел и надела чепец, тщательно завязав ленточки.
Служанка заикнулась было: «Ах, барышня, счастье-то какое… Такой жених…» – Аойда прогнала ее вон, чтобы не слышать куриного кудахтанья.
Оставшись одна, она распахнула один из сундуков и вывалила из него все, что там было. На освободившееся место она стала укладывать то, что подарил князь Шератан Сабик. Уложив сундук наполовину, она так и остановилась, стоя перед открытым сундуком на коленях.
Насмешливый голос заставил ее вскочить на ноги.
– Готовитесь к свадьбе, дорогая? – Колдун бесцеремонно подошел к Аойде и сел на край сундука. – Уверяю вас, вам вряд ли понадобится это тряпье…
– О
– Вашим женихом, дорогая? Дело не стоит того, чтобы шевелить из-за него хотя бы пальцем,. – отозвался Абраксас. – Но поступайте, как вам угодно.
Аойда склонила голову. Сказать ему? Но он только рассмеется…
– Князь Шератан Сабик прислал подарки не только мне, но и моим родным, – сказала она упрямо. – Прикажите им вернуть…
– Как вам будет угодно, дорогая, – учтиво ответил Абраксас. – Это такой пустяк.
– И я должна написать князю письмо, – добавила Аойда. – Я должна объяснить причину, по которой разрываю помолвку. .
Абраксас поморщился, но возражать не стал.
– Разумеется, вы можете написать ему.
– Благодарю вас, сударь. – Аойда присела в поклоне. Пришлось выдержать прикосновение его руки, которая скользнула по щеке; Аойда с трудом сдержалась, чтобы не отвернуть лицо.
– Когда вы станете моей женой, я запрещу вам носить чепчики. У вас великолепные волосы, дорогая.
Аойда почувствовала, что заливается краской стыда и гнева, и отвернулась.
Абраксас ушел, а спустя полчаса люди в серебристых плащах принесли подарки, которые возвращали князь и его жена. Они появились бесшумно и безмолвно: безмолвно помогли Аойде упаковать сундук, и один из них безмолвно записал продиктованное Аойдой письмо, когда она попросила позвать писца; руки, державшие перо, были словно облиты все той же серебристой тканью без швов.
Незаметно приблизился вечер, и незнакомый слуга пришел позвать Аойду к ужину.
Аойда, вспомнив о чепце, сняла его: раз нареченный супруг желает любоваться ее волосами, следует подчиняться. Однако показываться на людях с совсем непокрытой головой было неподобающе, и Аойда не смогла заставить себя нарушить приличия – накинула на голову белую кружевную шаль.
В сопровождении слуги она вошла в комнату, где за круглым столом сидели уже Абраксас, ее отец и мать; Линкей, девятилетний брат Аойды, стоял рядом с креслом отца.
Увидев невесту, Абраксас встал и учтиво проводил ее к столу, а когда Аойда села, занял место рядом и положил руку ей на колено. Аойда вздрогнула. О Небо! Как стыдно…
Выступил вперед стоявший возле стены писец, ранее Аойдой незамеченный. Отчетливо выговаривая каждое слово, он прочитал текст брачного соглашения. Аойде было безразлично, какое имущество будет принадлежать ей или ее детям, но все же слушала она внимательно, потому что во время чтения рука Абраксаса переползала все выше и выше по ее ноге, а она не знала, как поступить; прикосновение было неприятно, но сбросить руку человека, теперь получившего на нее все права, было неприлично.