Приют изгоев
Шрифт:
– Как ваше имя? – спросила Эйли, когда молодой человек вернулся за второй пушкой.
Тот сделал вид, что встал навытяжку, и ответил:
– Юнкер Аламак Менкар, ваше высочество.
– Вы что, не выспались? – нахмурила брови Эйли, заметив, что Менкар и в таком положении ухитрился зевнуть.
– Я так надеялся отоспаться на гауптвахте, – просто ответил он.
– Сочувствую вам, однако я надеюсь, вы будете внимательны. – Эйли произнесла это надменно, в надежде, что хоть это проймет нерадивого юнкера. Неужели он не понимает ответственности своего поста?
Однако
– Разумеется, я буду внимателен, ваше высочество.
Эйли от этого взгляда и вправду ощутила себя ребенком, каким и была, в сущности, хотя сама себя давно уже ребенком не считала. Но надо же, какая наглость! Как правило, присылаемые к Наследнику юнкера смотрели на нее иначе – в их глазах она была прежде всего Дочерью Императора.
– Вы краевик, – сказала она обвиняюще.
– Да, ваше высочество. – И, полагая, что и так задержался за разговорами, юнкер Аламак Менкар поднял пушку и вынес на веранду. Эйли взяла коробку с ядрами и вышла вслед.
Наследник – мальчик лет трех с небольшим, одетый в яркий генеральский мундирчик, – стоял на верхушке башни игрушечной крепости и громким звонким голосом приказывал, куда что установить. Две придворные дамы – кормилица и нянюшка – присматривали за ним, а приказы Наследника исполнял полувзвод юнкеров. Они вытаскивали из кладовой деревянные фигурки солдатиков и всадников на колесиках и, повинуясь указаниям, расставляли на веранде. Сегодня играли в нападение западных кочевников на пограничную крепость; поэтому, собственно, и не потребовался второй фейерверкер – у дикарей пушек не бывает.
Приглашение на игру к Наследнику было для юнкеров не то высокой честью, не то неприятной повинностью. С одной стороны – можно посмотреть, как живет Августейшая Фамилия, целый день заниматься пустяками и, если улыбнется судьба, свести знакомство с кем-нибудь из молоденьких фрейлин, которых так много вьется вокруг Императорской семьи. С другой – от начальства лучше держаться подальше, шкура целее будет. Полувзводы сменялись при Наследнике со строгой очередностью, и посылали сюда буквально всех, делая исключение разве что для больных; и вот, извольте – этого самого Аламака Менкара выдернули с гауптвахты ради удовольствия увидеть Наследника.
Было и еще одно небольшое недоступное для Эйли и прочих девиц удовольствие. Юнкера, как и все мальчишки, с неподдельным интересом следили за игрой и с удовольствием расставляли игрушечные полки Наследника. У того была замечательная коллекция солдатиков, численностью превосходящая численность гарнизона небольшого имперского города, изображавших воинов всех времен и армий и всевозможных родов войск, фигурки которых были столь точны и искусны, что не только копировали мундиры и оружие до такой степени, что могли бы служить наглядным пособием для уроков по истории войн, но и выражением лиц и позами представляли собой все оттенки – от стойки «смирно» и любого положения строевого шага до красивой гибели на поле боя.
Эйли
Эйли показала:
– Порох там.
Юнкер неспешно пошел туда, где она оставила бочонок, проверил порох и стал совком заполнять мешочки.
Веранда тем временем начала превращаться в готовое к битве поле.
Менкар. работал споро и уверенно, отказавшись от помощи Эйли.
Бой скоро начался; весь его смысл и был в пальбе из пушек. Деревянные ядра причиняли игрушечным всадникам и их врагам мало вреда, больше портя плиты пола. Наследник сам командовал, кого считать убитым, кого раненым, и после каждого залпа юнкера заменяли фигурки атакующих кочевников на раненых и уносили «павших».
После битвы, завершившейся, как всегда, полным разгромом дикарей, командующего армией победителей увели полдничать, и юнкера быстренько собрали солдатиков в кладовку, вкатили обратно крепость, а Менкар остался в кладовке приводить в порядок пушки – их следовало привести в порядок после стрельбы, отчистить от копоти и сложить деревянные ядра, не забыв отдельно отложить расколовшиеся.
Эйли от полдника отказалась и вернулась в кладовку, надеясь застать юнкера еще там. Там он и оказался – спал себе, подложив свернутую куртку под голову. Впрочем, он проснулся, как только услышал, что Эйли чуть сдвинула створку двери, прикрывая ее.
– Что?.. – спросил Менкар, приподнимаясь на локте, но тут же поправился. – Чем могу служить, ваше высочество?
– Я хочу поговорить с вами, – сказала Эйли, взбираясь на крепость и садясь. – Вы можете сесть.
Аламак Менкар присел на крепостную стену и посмотрел на нее с любопытством. От его взгляда Эйли почувствовала себя не совсем ловко.
– Вы краевик, – сказала она, – и, вероятно, посылаете домой письма?
– Бывает, ваше высочество, – едва удивился Менкар.
– Вы можете оказать мне услугу? – спросила Эйли.
– Если это в моих силах, – слегка склонил голову Менкар; добавить «ваше высочество» он забыл.
– Вы можете переслать вместе со своим письмом мое? – Эта мысль пришла ей в голову буквально полчаса назад.
– Да, конечно, – все поняв, сразу ответил Менкар. – Если я буду отправлять письмо не из замка, а из города, из почтовой конторы, его никто не вскроет.
Эйли кивнула. Не то чтобы к ней относились как к пленнице из враждебного государства, но мать в ответных письмах намекала, что письма Эйли приходят в Талас уже кем-то прочитанными. Длинный тонкий волосок, который она вклеивала в конверт, все время оказывался порванным. Краевик же за деньги может сделать очень многое.
– Вы сумеете задержаться здесь еще на час? – спросила Эйли. – Да, конечно. – Менкар повел головой в сторону пушек. – Их еще надо надраить.
– Тогда, пожалуйста, дождитесь меня, – попросила Эйли и, кивнув на прощание, ушла.