Приют охотника
Шрифт:
В ответ на его вопрос я кивнул. Мой нос подсказывал мне «лошадь», мои глаза говорили «дорожная пыль», и еще, пожалуй, «пот», хотя одежда его была свежей. Он успел переодеться, но не вымыться. Спешка? Почему?
– Честнодоблесть Галмышский, – представился он. – У меня есть для тебя работа.
Его манеры раздражали меня – он вел себя так, словно исход нашего разговора предрешен заранее. Впрочем, при желании он вполне мог бы без особого труда вынести меня под мышкой, визжащего и лягающегося или в блаженно-бессознательном состоянии – как ему больше понравится. Воин? Похоже. Возможно, чей-то гвардеец. Он явно действовал по чьему-то поручению.
– Почту за честь узнать, чем могу служить тебе, Честнодоблесть.
Он нетерпеливо оглянулся, словно ожидая, что в дверь войдет его лошадь, готовая к отъезду.
– Один знатный дворянин хотел бы услышать что-нибудь из твоих историй. Он хорошо заплатит тебе. – Он сложил руки на столе, как бы собираясь вставать.
Я отломил от краюхи кусок хлеба.
– Продолжай, – сказал я, запихивая его в рот.
Гость удивился, потом рассердился.
– Дом, где ты будешь выступать, находится в трех днях быстрой езды отсюда. Ты умеешь держаться в седле?
Я кивнул и продолжал жевать.
Он явно начинал закипать от ярости.
– Тогда за чем дело? Я же сказал, тебя хорошо вознаградят.
Я молча протянул руку ладонью вверх.
Свирепо вспыхнув, он полез под ирисы с фиалками и извлек оттуда кожаный кошелек. Осторожно оглянувшись, он высыпал в другую руку пригоршню золотых монет – так, чтобы я видел, – потом ссыпал их обратно и вернул кошелек за пазуху.
– Мой господин богат и щедр. – Он скрестил руки на груди, как бы предлагая мне попробовать отнять у него деньги силой.
Совершенно очевидно, это были все объяснения, которые он намеревался дать мне. Однако никто в Верлии не ждал меня, даже не подозревал о моем присутствии. Я не успел пробыть на берегу столько времени, чтобы слух обо мне прокатился на расстояние трех дней быстрой езды и заставил этого громилу скакать за мной. Когда боги имеют для меня какую-то работу, они обыкновенно посылают мне весть об этом во снах.
А я-то думал, я здесь в отпуске…
Я проглотил половину того, чем набил рот, и промямлил, жуя остальное:
– Скажи, кто меня приглашает?
Та часть лица Честнодоблести, которую можно было разглядеть над бородой, слегка покраснела.
– Я же сказал: знатный дворянин.
– А ему кто приказал?
Громила снова положил руки на стол и угрожающе наклонился вперед. Он явно считал себя оскорбленным уже тем, что его послали с таким поручением, а уж выслушивать возражения интересующего его господ объекта и вовсе представлялось ему невыносимым. Он обратился ко мне, как к слабоумному:
– Мой господин не принимает приказаний ни от кого, кроме самого царя. Тем более не отвечает он на вопросы таких, как ты.
– Он сам давал тебе поручение?
– Мне тоже не задают вопросов! Так ты отвергаешь мое предложение?
Меня так и подмывало сделать это – хотя бы ради того, чтобы посмотреть, что произойдет. Все же я решил, что это может плохо кончиться.
– Что означает; ты тоже не знаешь ответа, – безмятежно сказал я. – Ну что ж, зато я знаю. – Я встал и окликнул трактирщика сообщить ему, что я уезжаю. – Так чего мы ждем?
В вертикальном положении Честнодоблесть Галмышский был на голову выше меня. Кушак, которым был перехвачен его наряд, был сине-зеленого цвета с замысловатым узором из белых чаек и золотых дельфинов. Висевший на нем кинжал с украшенной каменьями рукояткой служил, возможно, знаком различия. Он смерил меня неодобрительным взглядом.
– А багаж?
– Ничего, ради чего стоило бы подниматься наверх, – ответил я. – Прошу, показывай дорогу, ваша честь.
Мне не терпелось увидеть его со спины.
Так началась отчаянная скачка через всю страну, по цветущим долинам, по зеленым пастбищам, по холмам. Под мудрым правлением царя Верлия процветала, но у меня не было времени толком это рассмотреть. Меня уносило все дальше, мимо виноградников, садов, оливковых рощ, залитых солнцем бело-красных деревушек, и лошади наши редко переходили с галопа на рысь.
Честнодоблесть путешествовал не без блеска – четверо сопровождающих и две вьючные лошади. Его люди не уступали ему яркостью одежд, что, впрочем, не мешало им мчаться во весь опор на пределе сил, и лошадей, и их самих. Мы проносились по стране подобно летней грозе – вздымая пыль, распугивая крестьян и скот, разбрасывая деньги. На каждом постоялом дворе мои провожатые требовали лучших лошадей, сколько бы это ни стоило, и платили не торгуясь. На ночлег мы останавливались в лучших гостиницах, обедали по-царски, напропалую любезничали – не без успеха – с сельскими девицами и спали на шелковом белье. Какими бы павлинами ни наряжались мои спутники, наездники они были отменные и выносливые и рты держали на замке. Только с большим трудом, напрягая все силы, мог я с ними тягаться.
При том, что у меня почти не оставалось ни времени, ни сил на разговоры, я довольно быстро понял, что это за люди. Несмотря на царский указ, запрещавший частные армии, любой уважающий себя дворянин держал под рукой компанию молодых людей покрепче и хранил оружие в кладовой – просто так, на всякий случай. Официально я находился в обществе секретаря, флейтиста, краснодеревщика, архивариуса и художника-акварелиста. На деле – капитана, капрала и трех улан. На второй вечер мне довелось вместе с ними принять участие в потасовке с компанией юрголбианских циркачей – борцов с медведями. Они имели неосторожность оскорбить флейтиста в пивной. Мои спутники разнесли в пух и прах борцов, пивную и с дюжину других клиентов. Мне редко доводилось видеть столь методичный и тщательный процесс разрушения.
Людям, путешествующим вместе, редко когда удается воздержаться от неизбежного в долгой дороге сближения. Поначалу я считал мою охрану громилами и расфуфыренными франтами. Они же приняли меня за нищего, так что необходимость сопровождать меня оскорбляла их лучшие чувства. Некоторое подобие дружбы возникло на основе взаимного уважения. Они оценили мое обращение с лошадьми, а меня весьма впечатлили их способности по части мордобоя. Кроме того, мы сходились на почве интереса к женскому полу.
Я узнал, что они находятся на службе у действительно важного лица, Огнеястреба Кравского, прямого потомка моего старого… я хотел сказать, легендарного Гордуспеха Кравского. Дусса. Более того, Огнеястреб унаследовал владения и старшего сына Гордуспеха, став в результате фактическим главой клана и властелином Тихих Вод.