Приют охотника
Шрифт:
Тиккенпфайффер снова негромко кашлянул – эта его привычка начинала действовать мне на нервы.
– На каком основании? Вы признались нам ранее, что сами рождены не в Верлии, капитан. Могу я узнать, откуда вы сами знаете внешность исчезнувших любовников?
Должно быть, ветер сменил направление. Огонь трещал, и шипел, и снова наполнил комнату дымом. Тигр хрипло кашлянул, отмахиваясь от него рукой.
– Эй, трактирщик! Почему здесь так темно? Будь так добр, принеси свечей! И мне кажется, я не отказался бы еще от твоего пива с пряностями. А перекусить?
Фриц вскочил как вышколенная собака и, бормоча извинения, бросился на кухню.
Фрида поднялась с достоинством.
– Хлеба и сыра, сударь?
Некоторые из нас согласились, что это было бы очень кстати. Она вышла вслед за братом.
– А теперь, бургомистр, – продолжал солдат, – мне кажется, настал и ваш черед ответить на кое-какие вопросы; Вам-то какой интерес от того, что творится где-то в Верлии?
– Нет, это вы мне не ответили еще, капитан. Откуда вы знаете, что девица ответила правильно?
– Эти сведения не…
– Это я, – тихо произнесла старая дама. – Я – мать Свежерозы.
Старуха сделала попытку выпрямиться, уставив мутный взор в купца.
– Теперь вам ясно, каким образом я замешана в это дело? Пророчество упоминало мою дочь, которую я вот уже двадцать лет считала мертвой! У Свежерозы было над сердцем родимое пятно, напоминающее по форме розу. Поэтому ее и назвали Свежерозой. Бог описал эту отметину Розалинде, и она рассказала нам это. Эта девочка – моя внучка.
Это, несомненно, была самая драматическая речь из всех, что произносились в эту ночь. Купец побледнел до такой степени, какую я считал невозможной для людей его комплекции. Его жена – тоже. Да и мне самому показалось, что меня огрели булыжником по голове.
Я даже подумал – в первый раз, – нет ли какой правды в словах девочки-судомойки. Но она не похожа была на Свежерозу!
Нет, этого никак не могло быть, и самым удивительным в этом было то, что я не мог доказать этого. Публика вышла на сцену, смешавшись с актерами. Как топор, оборачивающийся против его обладателя, или как лук Онедара, чьи стрелы поражают стреляющего из него, рассказ о Верлии заразил и слушателей. Древняя трагедия наполняла гостиную «Приюта охотника» подобно едкому дыму из камина.
Вернулся Фриц с двумя зажженными лампами. Комната осветилась немного – в ней и впрямь стояла голубоватая дымка. Глаза у всех слезились.
– Мне кажется, самое время проветрить помещение, – заявил я. – Свежероза была очень красивой и достойной восхищения юной дамой. Мне трудно представить ее себе простой кухаркой, хотя я не сомневаюсь, что ради спасения любимого ребенка она пошла бы на все. Чего я совершенно не могу себе представить – так это Звездоискателя в роли солдата-наемника.
Старуха обернулась, пытаясь разглядеть меня.
– Майстер Омар? Некоторое время назад ты утверждал, что был в Верлии двадцать лет назад.
– Совершенно верно.
– Не был ли ты случайно замешан в бегство моей дочери?
– Был, сударыня.
– Ха! Я могла бы догадаться! Отлично. Расскажи нам об этом.
– Моя версия событий не во всем соответствует тому, что вы слышали до сих пор, сударыня.
– В этом я не сомневаюсь. Начинай.
21. Ответ Омара на рассказ служанки
Я вовсе не собирался возвращаться в Верлию так скоро. Нанимаясь в экипаж «Золотого хомяка», я намеревался побывать на руинах Альгазана, чье богатство и великолепие давным-давно канули в прошлое. Однако боги властны над ветрами, и они наслали на нас воистину ужасный шторм. Наш искалеченный корабль с трудом дотянул до причала в Кайламе.
В первую же ночь, когда он стоял в тихой гавани, а я спал в своем гамаке, мне приснились Тихие Воды. Во сне я стоял у брода, там, где река впадает в Долгое озеро. Место это было мне незнакомо, ибо дорога, по которой попали сюда мы с Честнодоблестью Галмышским, шла по другому берегу. Мне не приходилось видеть дворец с этой стороны, но я узнал причудливые башни среди деревьев, блеском своим затмевающие великолепие золотого осеннего убора. Я понял, что бог зовет меня.
Жизнь моряка переменчива. Утром, когда к нашему борту подвалила баржа с пресной водой, я незаметно проскользнул на нее и был таков.
До осени, которую я видел во сне, оставалось еще довольно много времени, да и следующие ночи не принесли новых снов, говорящих о неотложности дела. На несколько недель я задержался в Кайламе, а потом по обыкновению своему не спеша отправился в путешествие через всю страну. Стояло время уборки урожая, и для меня всегда находилась работа, если по какой-либо причине не удавалось поддерживать свое существование каким-нибудь иным способом.
В Верлии наступили нелегкие времена. Я видел слишком много заколоченных окон, неубранных виноградников, садов, где ветви ломаются от тяжести неснятых плодов. Предложение выпить за здоровье царя встречалось довольно вяло, а одно лишь упоминание о налогах могло испортить весь вечер.
На этот раз источником напастей была Буния, маленькое царство, граничившее с северными степными провинциями. Задумав расширить свои владения, Быстроклинок откусил больше, чем мог прожевать и проглотить. Война тянулась уже много лет, высасывая из Верлии золото и мужчин. Жителей Междуморья никогда особенно не интересовали далекие степные земли, так что эта бесконечная война не пользовалась в народе популярностью. Как говорил в свое время Благонрав суфийским шейхам, войны, как любовные романы – их легко начать и трудно оборвать, и обходятся так же дорого.
Я избегал тех мест, где бывал раньше, так что никто не приглядывался ко мне так, словно лицо мое ему знакомо.
Со временем листья пожелтели, а я приблизился к месту назначения. Сон тоже начал повторяться. Мне ни разу так и не было сказано, что от меня требуется. Я просто видел озеро, реку и силуэт дворцовых башен вдали. У реки лежали камни – старый очаг. Зеленая лужайка у реки, очевидно, служила излюбленным местом привала путешественников, но мне не было сказано, с кем мне предстоит встретиться там. Я не знал и того, чего мне ожидать – комедии или трагедии, эпоса или любовной истории. Боги ставят и то, и другое.