Приз

Джойс Бренда

— Я же сказал, что серьезно. Я не хочу терять Аскитон, а ты, безусловно, не хочешь лишиться головы.

— Что верно, то верно. — Девлин криво усмехнулся. — Перестань беспокоиться. Мисс Хьюз не станет выдвигать никаких обвинений.

Шон посмотрел на него, и Девлину не понравился его взгляд.

— В чем дело?

— Если ты не женишься на ней, я прошу разрешения за ней ухаживать.

Девлин вздрогнул. Шон начал краснеть.

— Я знаю, что ты был с ней в постели. Я мог бы солгать и сказать, что мне это безразлично, но это не так. Как бы то ни было, я могу

это пережить. Дай мне разрешение ухаживать за ней, завоевать ее, жениться на ней.

— Нет.

Шон отпрянул.

До сих пор Девлин даже не думал об этом, но теперь ум подсказывал ему, что, если маленькая американка начнет создавать проблемы, идея Шона не так уж плоха. Сначала Девлин получит за нее выкуп и разорит Истфилда, а потом Шон может жениться на ней, завоевав ее преданность и любовь. Оба жили бы счастливо в Аскитоне, пока Девлин будет бороздить моря и океаны.

Но Шон может найти лучшую партию, и Девлин не забывал об этом.

— Значит, твое желание иметь ее в качестве игрушки перевешивает мои желания? — холодно осведомился Шон.

Девлин не колебался.

— Мое желание — чтобы ты женился на богатой наследнице и мог возвыситься в этом мире.

Шон подошел к нему:

— Вот как? Я в это не верю. По-моему, в тебе говорит твое мужское естество. Подумай об этом и тогда дай мне ответ.

Он вышел из комнаты.

Девлин задумчиво смотрел ему вслед — его гнев угас. Шон был не прав — он не хотел делать Вирджинию своей игрушкой, а идея брата была достаточно умной. Человек, сделавший состояние из пепла, знал, что об этом стоит подумать. Он поднял свой стакан и уставился на его содержимое, стараясь не вспоминать о Вирджинии, мечущейся в его постели, о ее стройном маленьком теле и мягких влажных губах. Почему не согласиться на предложение Шона? По крайней мере, его намерения были благородными. И Вирджиния вполне заслуживала стать женой такого человека, как его брат.

Брак между Вирджинией и Шоном решил бы много проблем. Фактически он даже покрыл бы совершенные им преступления, дав возможность жить по-прежнему.

Его жизнь тянулась в никуда, словно одна из древних римских дорог, никогда не используемых, безрадостных и ненужных.

Девлин подошел к окну, выходящему на задние лужайки. Он предпочел бы умереть завтра убийцей и головорезом, чем продолжать бесконечную пародию, какой была его жизнь.

Глава 11

В наказание за ее преступление Вирджинии запретили весь день выходить из комнаты и даже спускаться к ужину, который ей принесли на серебряном подносе. Всю вторую половину дня она кипела от гнева на подобную несправедливость. Ведь она всего лишь отправилась на утреннюю прогулку верхом. Откуда ей было знать, что она обнаружит тайное политическое антибританское общество? Если бы она шала, что происходит в фермерском доме, то держалась бы от него подальше. Во всем был виноват Девлин, уложивший в свою постель эту толстомясую Фиону! Не будь он таким развратником, ей бы не пришлось скакать так далеко и так долго. Поглощенная этими мыслями Вирджиния не могла наслаждаться отлично приготовленным

фазаном и жареным лососем, к которым едва прикоснулась.

Неужели Девлин искренне произнес ужасную угрозу, что не позволит ей покинуть Аскитон, если она все видела? Вирджиния поежилась. Он предпринял столько трудов, чтобы похитить ее и получить за нее выкуп, так что едва ли откажется от своих планов.

Девлин сказал, что должен защитить Шона и остальных. Защитить от чего? От осуждения за предательство своей страны?

Вирджиния стояла у открытого окна в ночной сорочке, не беспокоясь о том, чтобы расчесать волосы; ее поднос с ужином давно унесли. Ночь была наполнена тысячей сияющих звезд. Она смотрела и смотрела туда, где за полями, за рекой, за Атлантическим океаном остался ее дом.

Вирджинию охватила тоска. Ей хотелось домой. Чувство застигло ее врасплох — и навалилось на нее с такой же силой, как это было в школе Мармотт в Ричмонде.

Вирджиния опустила подбородок на руки. Теперь она была заперта в Аскитоне. Конечно, она скучала по дому, там она всегда могла свободно передвигаться и делать что хочет. Только теперь Вирджиния осознала, как она была счастлива. Если бы она могла сказать спасибо своим родителям за всю их любовь, за доверие к ней, за разрешение носить бриджи, скакать верхом по-мужски и помогать отцу на плантации.

В дверь постучали.

В спальню вошел Девлин.

— Уходите! — крикнула Вирджиния, чувствуя, что в ней закипает гнев.

Выражение его лица было абсолютно непроницаемо, невозможно было понять, что у него на уме.

— Мы должны обсудить кое-что, — осторожно начал Девлин.

Вирджиния подошла к кровати и потянулась к ближайшему предмету на столике — кувшину с водой. Схватив его, она повернулась, чтобы запустить им в Девлина с надеждой попасть ему в голову и, если повезет, убить его на месте.

Девлин прыгнул вперед, прежде чем Вирджиния успела бросить кувшин, и схватил ее за запястье так сильно, что она вскрикнула.

— Поставьте его, — приказал он.

— Я поставлю его вам на голову!

Вирджиния попыталась вырваться. Ничто не казалось ей важнее, чем ударить Девлина по голове кувшином. Ее воспламеняли образы его и Фионы, обнаженных и сплетенных в страстном объятии.

— Перестаньте, Вирджиния, — спокойно сказал Девлин, сильнее сжимая запястье.

Она смотрела на него, боясь заплакать, потом сказала: «Хорошо» — и бросила кувшин.

Тяжелый уотерфордский хрусталь разбился, и вода выплеснулась на ее голые ноги и его сапоги.

— Насколько я понимаю, вы все еще сердитесь? — спросил он, не отпуская ее руку.

Вирджиния презрительно фыркнула.

— Как вы умны, капитан. А теперь отпустите меня — мне больно.

— В вашем голосе звучит горечь, — заметил Девлин, скользнув взглядом по ее груди.

Вирджиния снова тщетно попыталась освободить руку.

— Горечь? С чего бы это? Я была на пути в Лондон, чтобы позаботиться о крайне важных личных делах, когда меня похитили с моего корабля. С тех пор я была заперта в вашей каюте, а теперь заперта в этой спальне. Горечь? О нет!