Признание этого мужчины
Шрифт:
Его лицо сникает на глазах, еще больше разжигая чувство вины.
— Ты разбила мне гребаное сердце, Ава.
Отпустив меня, он скрывается в гардеробной, а я остаюсь, трясясь всем телом. Дурнота отступает, ей на смену приходит разрывающий душу стыд. Внезапно, я чувствую отвращение к себе, так что у меня есть очень хорошее представление о том, что Джесси думает обо мне.
Он появляется с охапкой одежды, но не запихивает ее в сумку и не идет в ванную, чтобы взять что-нибудь еще. Просто выходит, все еще в одних беговых шортах. У меня перехватило горло, так что я даже не могу крикнуть, чтобы он остался. Парализовано
— Ава, дорогая? — нежный, теплый голос Кэти едва слышен сквозь мое затрудненное дыхание. — Ава, боже мой, что случилось?
Совершенно очевидно, что у меня не очередной приступ утренней тошноты, и Кэти, по всей видимости, слышала, как Джесси на меня орал.
Ее мягкое тело прижимается ко мне, и я инстинктивно льну к ней, обнимая за талию.
— Ох, дорогая. — Она начинает нежно укачивать меня, успокаивая и тихо шепча на ухо. — Ох, Ава, перестань, милая. Расскажи, что случилось.
Я пытаюсь сформулировать несколько слов, но это только приводит к тому, что я плачу еще сильнее. Непреодолимое желание излить вину, поделиться раскаянием, подчеркивает, насколько невероятно эгоистичны были мои помыслы.
— Перестань. Давай я приготовлю тебе чашечку чая, — утешает Кэти, поднимаясь с пола, а затем тянет меня за руку, побуждая встать. Я почти справляюсь сама, а затем Кэти обнимает меня и ведет вниз на кухню.
Достав из передника носовой платок, она протягивает его мне и принимается заваривать чай. Я наблюдаю за ней молча, за исключением странного прерывистого дыхания, которое вырывается, когда я пытаюсь взять под контроль дрожащее тело. Стараюсь изо всех сил, но неизбежно вспоминаю обо всех других случаях, когда я сводила Джесси с ума, когда он выглядел расстроенным. На этот раз я довела его до крайности.
Кэти ставит заварочный чайник на островок и наливает две чашки, добавляя в мою несколько кусочков сахара, хотя она и не спрашивала, а я не просила.
— Тебе нужна энергия, — и с этими словами берет чашку и вкладывает ее между моими ладонями. — Пей, дорогая. Нет ничего, что нельзя исправить чаем.
Она берет свою чашку, дует на жидкость, и волна пара устремляется в воздух, развеиваясь передо мной. Наблюдаю за ней, пока она не исчезает, и безучастно смотрю в никуда.
— А теперь расскажи, что привело моего мальчика в такое плачевное состояние, а тебя в такое состояние?
— Я думала о том, чтобы сделать аборт, — говорю в пустоту. Не хочу видеть выражение ужаса, которое, несомненно, отразится на лице милой, наивной, доброй экономки Джесси.
Ее молчание и чашка чая, которую я вижу боковым зрением, зависшей у ее губ, только подтверждают мои мысли. Она в шоке, и, услышав эти слова, — я тоже. И я в смятении.
— О, — просто говорит она. Что еще она может сказать?
Я знаю, что следует сказать мне. Надо объяснить причины, которые мною двигали, но я не только чувствую, что подвела Джесси и уничтожила его счастье, я хочу защитить его. Не желаю, чтобы Кэти осуждала его, узнав, как я забеременела, что нелепо. Это единственная причина, по которой я рассматривала возможность аборта, а еще тот факт, что я не считала себя готовой, но последние несколько дней доказали, что я ошибалась. Джесси раскрыл во мне глубокое чувство надежды, счастья и любви к этому ребенку, растущему внутри меня. Частичка меня и его смешались вместе, чтобы породить жизнь. Нашего ребенка. Теперь, мысль о том, чтобы избавиться от него, — абсолютно отвратительна. Я сама себе противна.
Я поворачиваюсь к Кэти.
— Я бы никогда не пошла до конца. Вскоре я поняла, что веду себя глупо. Я была просто так потрясена. Не понимаю, как он узнал об этом. — Теперь, немного успокоившись, мне интересно, откуда он узнал.
Письмо. Конверт.
— Ава, он явно в шоке. Дай ему время прийти в себя. Ты по-прежнему беременна, и это все, что имеет значение. Скоро он все поймет.
Я улыбаюсь, но от слов Кэти мне не лучше. Она не знает, что случилось в последний раз, когда мы расстались.
— Спасибо за чай, Кэти. — говорю я, слезая со стула. — Мне лучше начать собираться на работу.
Ее морщинистый лоб хмурится, и она смотрит на мою чашку.
— Но ты едва прикоснулась к чаю.
— О.
Я быстро поднимаю чашку и делаю несколько глотков, вероятно, обжигая при этом небо, но на полу спальни лежит листок бумаги, и он кричит, чтобы я его прочитала. Я быстро чмокаю Кэти в щеку, и она нежно гладит меня по руке, прежде чем я выхожу из кухни.
Стремительно мчусь наверх и слету поднимаю письмо, меня сразу же встречает пачка брошюр, прикрепленных к углу письма. Письмо — это запись на УЗИ. В брошюрах огромное количество информации об абортах. Но когда я поднимаю глаза к началу письма, замечаю свое имя и адрес. Нет, не мой адрес. Адрес Мэтта.
Я ахаю и комкаю бумагу, с яростным воплем швыряя ее в стену. Вот ведь чертова дура. Я так и не поменяла свой адрес. Нигде. Вся моя почта отправлялась Мэтту, и, очевидно, этот гребаный ублюдок открывал ее. Он, должно быть, пришел в восторг, обнаружив это. Что, черт возьми, не так с этим мерзким гребаным подонком? Мои захлестывают эмоции. Мне грустно, больно, во мне кипит буйная кровь.
Рискуя наброситься на дверь, или на стену, или на что-нибудь, до чего смогу дотянуться, я вместо этого устремляюсь в душ.
***
Я все еще дрожу от гнева, когда через полчаса выхожу в фойе пентхауса. Я уже опаздываю, но работа, впервые за все время, — наименьшее из моих приоритетов. И это хорошо, потому что я стою, тупо уставившись на клавиатуру, не имея ни малейшего представления о том, какие цифры набрать. Оглянувшись на дверь, подумываю о том, чтобы вернуться и спросить Кэти, но решаю этого не делать, вместо этого набираю код пожарной двери и протискиваюсь внутрь. Мне нужно сжечь часть ярости, прежде чем я окажусь в непосредственной близости от людей. Я могу оторвать кому-нибудь голову, а мне хочется приберечь свой гнев для Мэтта.
— Доброе утро, миссис Уорд. — Дружелюбный голос Кейси — первое, что я слышу, когда спускаюсь с лестницы, задыхаясь от усталости, но не от гнева.
— Кейси, — пыхчу я, снова надевая туфли на каблуках.
Он оглядывает меня с ног до головы. Одному Богу известно, как я, должно быть, выгляжу. Я даже не потрудилась посмотреться в зеркало, просто взбила волосы и нашпиговала голову шпильками, где, по моему мнению, им следовало быть.
— С вами все в порядке? — спрашивает он.
— Да.