Призовая охота
Шрифт:
Заброшенный двор вокруг старого полуразрушенного дома основательно зарос травой, как и бывший огород, и потому тропа просматривалась здесь достаточно явственно. И вела она не куда-то в сторону улицы, а к дому. В какой-то момент мелькнула мысль, что я напрасно оставил пистолет. Если кто-то вел за мной слежку, он может продолжать ее вести. Днем, когда двор просматривается с улицы, человек может сидеть под полупроваленной крышей, под прикрытием наполовину сгнивших стен. Если этот человек вышел на охоту за мной, он знает, с кем имеет дело, и обязательно будет вооружен. И вообще нормальный человек не пожелает остаться невооруженным против любого не известного ему противника, если имеет возможность приобрести ствол или хотя бы другое оружие. Не имея же
Я был уже неподалеку от соседского заброшенного дома, со стороны глухой стены, не имеющей окон, и потому видеть меня из дома были не должны. Слышать не должны были тем более. Даже в доме мамы, когда я подходил к ней со стороны спины и что-то говорил, она часто вздрагивала, потому что не слышала моего приближения. Быть неслышным я умел, и в этом своем умении не сомневался. Поэтому так же скрытно я вернулся к себе, взял пистолет и вышел снова. Мама сидела за компьютером и даже не видела, что я заходил. У ее компьютера «кулер» сильно шумит. Надо будет сегодня же, до завтрашнего задержания, успеть почистить его от пыли...
Соблюдая режим осторожности, я прошел той же дорогой, привычной уже тропинкой приблизился к дому и, приложив ухо к стене, прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Впрочем, услышать музыку или топот кавказского танца я и не ожидал. Кроме того, деревянные дома тем и отличаются от городских бетонных коробок, что дерево, в отличие от бетона, является хорошим звукоизолятором. Даже старое, основательно прогнившее.
Под стеной дома оказался гравий, насыпанный, видимо, уже давно, еще когда в доме кто-то постоянно жил. Сейчас гравий порос травой, тем не менее имел довольно скрипучий характер и мог легко выдать идущего. И потому я соблюдал осторожность при каждом медленном шаге. Тем не менее гравий издавал хрустящие, довольно явственные звуки, и я предпочел вернуться на покрытую той же травой землю, чтобы обойти дом с другой стороны. Но, пятясь, задел каблуком одну из двух ржавых консервных банок, кем-то брошенных в траву. В результате металлический звук, пусть и не сильный, заставил меня замереть и прислушаться. В ответ, однако, никакой реакции не прозвучало. Но «не прозвучало» – вовсе не значило, что ее не было. Это я помнил хорошо, потому не расслаблялся и продолжил передвигаться дальше с большей осторожностью.
За углом дома, в другой стене, уже было два окна. Правда, все без стекол и, более того, без рам, которые кому-то, видимо, понадобились. Оба, как я предполагал, находились в одной комнате. Почти прижимаясь к стене спиной, я медленно и аккуратно сдвинулся до первого окна и заглянул только краешком глаза в ту часть комнаты, которая была доступна мне для просмотра. Угол оказался слишком острым, и мне был виден только кусок стены рядом со вторым окном, да часть печки, заменяющей стену между комнатой и кухней. Ничего страшного увидеть не удалось. Но тут нос уловил едва ощутимый запах. Меня, человека, никогда в жизни не курившего, запах табака всегда раздражал. Откуда-то пахло, несомненно, куревом, здесь я ошибиться не мог. Я несколько раз там, на Северном Кавказе, поводя носом, определял, что рядом кто-то прятался. Это был курящий человек. Его запах всегда можно определить в течение пары часов после того, как он зажег сигарету. А место, где он курил, если это закрытое помещение, можно определить и через шесть часов.
Здесь был курящий человек, или же кто-то недавно курил в доме! Это уже сомнений не вызывало. И поэтому я проверил, как у меня пристегнут клапан на кобуре. Рука легко нашла рукоятку. Патрон в патронник дослан, снимать оружие с предохранителя я давно научился от момента, когда вытаскиваю пистолет из кобуры, и до прицеливания.
Я сдвигался по миллиметрам правым плечом вперед, задевая лопатками за стену и словно бы придерживаясь за нее. Ну, не по миллиметру, а по несколько миллиметров, конечно, и очень медленно расширял поле обзора. Но в сумрачном помещении было спокойно, однако по мере приближения к оконному проему запах курящего человека усиливался. Он, конечно, сейчас не курил, но бросил сигарету, видимо, совсем недавно, потому что запах был достаточно явственным.
И я понял...
Человек находился от меня на дистанции меньше полуметра. Он стоял по другую сторону стены, у окна, скорее всего, с оружием в руках, и готов был напасть, как только я или сунусь в окно, или пройду мимо. Из того, что человек подготовился к встрече, я сделал вывод, что он опытный боец. Не каждый услышит такой звук, как звяканье двух консервных банок в траве за стеной, и уж тем более далеко не каждый сможет просчитать мое дальнейшее поведение. Этот просчитал, понял, куда я двинусь, чтобы гравий не хрустел под ногами, и именно с этой стороны встречал меня, готовый к нападению.
Будь у меня граната, можно было бы просто бросить ее в оконный проем, дождаться взрыва, а потом смело заскакивать в комнату. Это стандартный ход, для выполнения которого не хватало малого – самой гранаты. А как мне следовало поступить, чтобы не подставиться под выстрел? Я попытался сообразить. И выбрал только один вариант, не самый верный. Он был бы верным, если бы я хоть раз видел своего противника и знал его рост – тогда можно было бы точно рассчитать направление удара. Но я не знал, и стоило положиться на удачу, а потом действовать, что называется, по обстоятельствам.
Приблизившись к оконному проему вплотную, я прикинул, что пол в доме должен быть примерно на уровне моего колена; от этого я и считал, предполагая, что рост противника такой же, как мой, и ориентировался на него. Пусть человек будет выше. Удар я должен нанести сильный и резкий. Даже если он придется в горло или грудь, удар все равно будет чувствительным и на какие-то секунды лишит противника ориентации. Я должен буду этими секундами воспользоваться. А быстро стрелять навскидку я тоже умею. И при этом стараюсь стрелять точно. У меня это даже получается. Значит, стоит рискнуть.
Удар я наносил левой, поскольку стоял вперед правым плечом, да и пистолет у меня был под правой рукой, следовательно, ее было лучше не занимать. Бил я с разворота, со всей возможной резкостью, вкладывая в кулак все семьдесят восемь килограммов веса собственного тела. Трудно, конечно, было наносить удар, ориентируясь только на запах недавно покурившего человека. Но другого способа атаки я не нашел.
Я ошибся в своих расчетах. Или пол в доме был выше, или человек оказался ростом меньше. Кулак ударил во что-то твердое, не хрустнувшее, как хрустит челюсть. По инерции после удара я переместился в сторону, одновременно вскидывая пистолет и опуская предохранитель, и успел увидеть замедленную картину. Мой кулак пришелся противнику прямо в лоб. И он, не ожидавший такого подарка из-за стены, не думая даже, что обнаружен, рухнул на спину, раскинув руки. И уже по тому, как он падал, я понял, что стрелять необязательно. Нокаут был стопроцентным.
Я запрыгнул в оконный проем, пинком отбросил упавший пистолет противника и только после этого в полумраке рассмотрел лежащего. Это был крепкий, широкоплечий и, видимо, физически очень сильный человек, о чем говорили его мощные руки. Лицо выдавало кавказца, как я и ожидал. Он даже после нокаута мог бы попробовать сопротивляться, и потому я, не мешкая, вытащил из его брюк ремень, перевернул мужчину, петлю ремня надел на шею, а другим концом скрутил ему за спиной руки. Ремня не хватало по длине; я быстро сориентировался, сорвал со стены остатки старой электропроводки и использовал провод в качестве дополнительного материала, чтобы спеленать противника. Точно так же поступил и с ногами. Как раз когда я заканчивал стреноживать ноги, кавказец пришел в себя, пошевелился, потом дернулся, не понимая, что мешает ему двигаться и почему его не слушаются ни ноги, ни руки. Потом вообще нервно задергался, извиваясь червяком и пытаясь разорвать путы, но спеленал я его крепко и на совесть. С большим усилием противник перевернулся на спину и только после этого открыл удивленные глаза.