Призрачная любовь
Шрифт:
"Это сон, — сказала сама себе Лена, — просто ещё один сон".
— Нет, — возразил ей знакомый голос. — Не сон. Просто другая реальность.
Адам парил за окном, в густой бескрайней ночи, не согретой звездами, такой белоснежный, как ангел. С первого взгляда красивый настолько, что захватывало дух.
Но стоило приглядеться внимательнее, и становилось заметным, что восковая бледность кукольного личика напрямую связанна с небытием и могильными червями. Что красивые черные глаза, неподвижны. Что посиневшие
— Дай мне руку, — слова, как камни, срывались с капризных юношеских губ. И превращались в белоснежные совершенные снежинки.
— Я не могу… Я не хочу! — с трудом выдохнула девушка.
— Ты замерзла? — сочился сочувствием морозный воздух. — Это можно исправить. Только дай руку…
Такие голоса, — тихие, низкие, отдающиеся во всем теле, причиняющие удовольствие только одним звучанием, — были, наверное, у сирен, если те когда-нибудь существовали.
— Я не могу, — упрямо покачала головой Лена.
Призрак в ответ рассмеялся. Смех его был легким, мелодичным.
И злым. Яростным.
— Я так давно ждал тебя! — заклинал-завораживал голос. — Тосковал по тебе. Мне так необходимы тепло и нежность. Твоя страсть. Приди ко мне. Дай руку…
Лена покачала головой.
— Мне больно. Давно больно. Неужели же ты не проявишь ко мне ни капли, ни толики милосердия? Мой ангел, — шептал он, — мой ангел, дай мне руку…
Лена не хотела больше слышать его голос, отчего-то больно теребивший душу. Шагнув к распахнутому окну, она, раскрыла ладонь, потянувшись к парящему за окном кошмару.
Мрачным торжеством, словно отблесками костра, осветилось лицо призрака.
Не принимая протянутой руки, Адам, проплыв вверх, подобно шаровой молнии, миновал зачарованную черту, — порог подоконника, — плавно опустился вниз, рядом с Леной.
— Ну, вот мы и вместе, — усмехнулся он, обнимая её.
Красота и ужас, вожделение, смешанное с отвращением, — они способны довести до сумасшествия.
Адам снова усмехнулся. И, хищно оскалившись, склонился над жертвой, мягкой, теплой, податливой. Ледяные губы мертвеца впились в теплые живые губы.
Лена почувствовала, как её захватывает странным водоворотом, из которого нет возврата. В котором растворяется все.
Страхи.
Надежды.
Желания.
Планы на будущее.
Ничто во Вселенной больше не имело значение. Кроме него.
Только он, Адам. Он — один. Кем бы он ни был.
Она медленно и безнадежно растворялась и терялась в призрачных руках, в призрачных волосах. Не было никаких интимных ласк. Только касание ледяных губ.
"Силой крови я привязываю тебя к себе,
Силой боли я привязываю тебя к себе.
Силой смерти, что сильнее жизни, я привязываю тебя к себе.
Силой тьмы, силящейся увидеть свет и владеть им, — я привязываю тебя к себе".
Лена слышала далекий голос, но воспринимала его, как музыку, — не вникая в смысл сказанных слов.
Нарочито неспешные движения рук с изящными длинными чуткими пальцами, скользящими по телу, казались девушке каплями дождинок, стекающими по стеклу. Мир начал раскачиваться туда и сюда, словно она стояла на больших качелях.
Тонкая, пропитавшаяся влагой сорочка на груди Адама распахнулась, открывая взгляду гладкую кожу, призывно мерцающую, словно испускающую сияние. Обретя собственную волю, непокорные руки жадно скользнули вниз. И Лене мерещилось, что по рукам её течёт свет. В ответ на её прикосновения тело Адама вспыхнуло ответным огнем.
Одежда расстегивалась, разъезжалась, растворялась сама собой, будто бы атомы, из которых состояли нити, распадались на заряды и воссоединялись с туманом.
Каждая пора Лениного тела впитывала в себя холод, влагу и жар, исходящие от Адама. В это мгновение желание, испытываемое ей, было мучительно острым. Потребность в нем превышало все: голод, жажду, инстинкт дыхания. Страсть заслонила весь мир. Он, мир, пропал, растворялся вместе с одеждой.
Лишь на краткое мгновение Лена ощутила недобрую боль утраты девственности. Его, — ледяного и бесчувственного, недоброго, несуществующего, она, Лена приняла не столько телом, сколько душой.
"Силой крови я привязываю тебя к себе.
Силой боли я привязываю тебя к себе.
Силой жизни, что в вечном споре со смертью не может одержать победы,
Но и не терпит поражения, -
Я привязываю тебя к себе.
Силою света, что, не отчаиваясь, пробивает дорогу сквозь тяжелые пласты тьмы
Я привязываю тебя к себе.
Силой веры, что существует благодаря людскому сердцу,
Я привязываю тебя к себе.
Силою надежды, которая живет даже тогда, когда её носитель умирает
Я привязываю тебя к себе.
Силою Любви, всепрощающей и всемогущей,
Силой Любви, что, как солнце землю, согревает душу,
Силой Любви, дающей смысл жизни, несущей в себе все блага мира,
Силой Любви, позволяющей постигнуть Бога, -
Я привязываю Тебя к себе".
Лена чисто по-женски, плотски ощущала его суть и собственное естество, напоминающие меч и ножны, высекающие искры.
Задохнувшаяся, отрекшаяся, сломленная бурей чувств, она слышала прекраснейшую музыку, перезвон тонких металлов, мелодичные переливы смеха, шелест листвы, отдаленный рокот моря. Словно бы душа пыталась вырваться из тела, ставшего тесным, не воспаряла, а погружалась на дно. И то, что не давало душе покинуть тело, удерживало, доставляло невообразимую негу.