Призрачное лицо
Шрифт:
Леннокс отправился в зал получения багажа и нашел два своих потрепанных чемодана. Они были наполовину пусты, поскольку он предпочитал покупать все необходимое на месте и ненавидел укладывать вещи. Еще он ненавидел ручную кладь, людей с ручной кладью и всяческие камеры. Подобная эксцентричность порой порождала толки насчет его национальности.
Но Коди Леннокс был американцем: он родился в Лос-Анджелесе в семье статистки из Скандинавии и сотрудника киностудии; потом отец его бросил семью и уехал в Мексику. Коди учился чуть ли не во всех штатах, два раза почти получил ученую степень и сейчас жил в Нью-Йорке.
Коди Леннокс потащил свои чемоданы по «зеленому коридору» таможни Хитроу. Он проделывал этот путь больше десяти раз, и его никогда не останавливали. Иногда он подумывал о том, чтобы сделаться контрабандистом. Вероятно, он казался таможенникам слишком безобидным, чтобы копаться в его багаже.
В своих дорогих джинсах, футболке и мятом льняном пиджаке он выглядел, как рок-звезда на закате карьеры. У него еще было лицо молодого Джеймса Дина, но его пепельные волосы были такими светлыми, что казались седыми. Левое ухо у него было проколото, но он редко надевал серьгу, и модная недельная щетина была едва заметна. Его светло-голубые глаза скрывали очки с синими стеклами, но он носил очки не как дань моде, а по необходимости — яркое солнце буквально слепило его.
Леннокс задержался у стойки банка, расположенной у выхода из аэропорта, чтобы обналичить туристские чеки, и перевел стрелки исцарапанных часов на лондонское время. Он нигде не видел своего соседа и был этому рад. Этот гад несколько часов не мог сказать ему об упавшей карте!
Туда, куда собирался ехать Леннокс, вела линия Пикадилли, но он был не в том настроении, чтобы пихаться в подземке в час пик. В голове у него еще шумело после перелета и перебора с выпивкой, и он встал в очередь на такси, подталкивая чемоданы ногой и стараясь не обращать внимания на растерянных американских туристов и воинственно настроенных немцев, которые нагло протискивались в начало очереди.
Леннокс очень устал, с похмелья у него разболелась голова, когда очередной черный «остин» затормозил рядом. Он бросил чемоданы на место отсутствующего переднего пассажирского кресла и залез назад. После самолета сиденье показалось ему просторным, и он вытянул длинные ноги.
— Отель «Блумсбери Парк», — сказал он. — Небольшое здание на Саутгемптон-роу. Рядом с Рассел-сквер.
— Знаю это место, папаша, — ответил водитель. — Снова название поменяли, а?
— Точно. Раньше назывался «Гранд-Отель». И одному богу известно, как до этого.
Было около девяти утра, когда таксист аккуратно развернулся на сто восемьдесят градусов на Саутгемптон-роу и высадил Леннокса и его чемоданы у дверей отеля. Кроме названия, в отеле «Блумсбери Парк» за последний десяток с лишним лет, когда Леннокс здесь останавливался, полдюжины раз менялись хозяева, но главный швейцар служил здесь, наверное, еще с довоенных времен, и он приветствовал Леннокса радостной улыбкой.
— Рад видеть вас снова, сэр.
— Рад возвращению, мистер Эдвардс.
В последний раз он останавливался здесь около года назад, и Эдвардс помнил, что нельзя спрашивать его о жене.
Новые хозяева приказали снова переделать холл; на этот раз в модном стиле арт-деко, который в сочетании с остатками предыдущего оформления в стиле модерн смотрелся так же нелепо, как килт на пожилом туристе, который тащился через холл за женой, бубня что-то себе под нос.
Джек Мартин у стойки администратора царапал что-то на листке бумаги с названием и адресом отеля.
— Привет, Джек.
— Коди! Глазам своим не верю! А я как раз писал тебе записку, хотел сообщить, где я остановился.
— Синхроничность,[63] старик. Ты давно здесь?
— Прилетел в воскресенье из Лос-Анджелеса. Еще не отошел от смены поясов, но дополз сюда, чтобы узнать, приехал ты или нет. Завтракал? Наверное, вас в самолете кормили. Нормально долетел?
— Нормально. Все, что заканчивается так или иначе, — нормально. А теперь дай-ка мне зарегистрироваться.
Пока Мартин доставал сигареты, Леннокс принялся заполнять бумаги. Нет, его номер еще не был готов, но Леннокс этого ожидал и отдал свои чемоданы в распоряжение носильщиков.
Девушка за стойкой была рыжеволосой ирландкой, вдвое моложе Леннокса, и он стал вспоминать, служила ли она здесь в прошлый раз. Скорее всего да, а может быть, она от природы не страдала застенчивостью.
— Вы очень популярны, сэр. Вам уже дважды звонили.
— Скорее, уже десять раз, принимая во внимание мои взаимоотношения с гостиничными коммутаторами. — Леннокс прочел записки. — Майк Карсон просил перезвонить и передал, что с меня пинта. А другая — от какого-то мистера Кейна?
— Он сказал, что свяжется с вами.
— Никогда о таком не слышал. Может, это секретарь по протокольным вопросам из Букингемского дворца, а? Пошли, Джек, пора выпить.
— Пабы открываются в одиннадцать, — напомнил ему Мартин.
— Я покажу тебе свой частный клуб.
На Саутгемптон-роу, чуть дальше от отеля, находился мини-маркет, где Леннокс купил Мартину коробку апельсинового сока, а себе — две банки светлого пива. Они прошли по Космо-плейс, переулку, упиравшемуся в Куин-сквер, и нашли под деревьями свободные скамейки. Леннокс, изо всех сил стараясь унять дрожь в руках, откупорил банку.
Мартин пытался сообразить, как открыть сок.
— Ну, Коди. Как у тебя дела?
Это был не просто традиционный вопрос, и Леннокс ненавидел осторожный, сочувствующий тон, которым он был задан; но он успел ко всему этому привыкнуть, и рана уже не болела так сильно.
— Грех жаловаться, Джек. «Они не умирают!» еще на первом месте в рейтингах, и Мак говорит, что акулы уже кружат, чтобы заполучить следующую вещь.
— Ну а сам-то ты как?
Леннокс прикончил пиво, со вздохом протянул руку и с задумчивым видом открыл следующее. Затем заговорил: