Призрачные поезда
Шрифт:
Шибанов зажёг нашлемный фонарик. Маршевый пролёт был настолько узок, что локтевые щитки доспехов то и дело скребли стены. Луч выхватил начерченное по трафарету: «БОМБОУБЕЖИЩЕ ->» – малиновые когда-то буквы теперь почти осыпались, ржаво-рыжие. От прохлады, неожиданной после душного полудня, пробирал озноб. На спрессованных из гранитной крошки ступенях лежал густой ковёр пыли.
Когда, миновав очередную площадку, Шибанов сворачивал в следующий пролёт лестницы, то на мгновение мы оказывались почти в полной темноте, я безотчётно убыстрял шаг, а позади, так же неосознанно ускоряясь, напирал Краснов, от его дыхания вставали дыбом волосы, и вот уже мы скатываемся вниз, чтобы через секунду упереться в спинной щиток доспехов казака, и белесый шахтёрский свет приносит спокойствие – до следующего поворота.
Мы ввинчивались глубже и глубже, давно преодолев четырёхэтажную высоту, и постепенно Шибанов приглушал свет нашлемного фонарика – до того, что теперь тот горел от силы в четверть накала. Казалось, яркие светодиодные лучи только притягивали ещё больше сумрака, увязали в нём. Я прогонял наваждение, будто марширую на месте и лестничные марши беззвучно вращаются вокруг нас всеохватной спиралью.
– В конце сороковых годов чёрный ход был… преобразован. – Длительный спуск давался генералу Краснову с трудом; говорил еле слышно. – В доме жили чиновники очень высокого ранга. Если бы началась ядерная война – в случае поступления сигнала «Атом», – они спустились бы в бомбоубежище, соединённое с системой Д-6.
– Но её ведь не было! То есть была… это же боян страшный!
– Нам выгодно, чтобы так полагали. Секретная сеть подземных коммуникаций, об истинных масштабах которой не имеет представления никто из…
– Тогда получается, – я не оглядывался, – если в квартиру каждой партийной бонзы шёл тайный ход, значит, кое-кому стоило лишь захотеть, и человек мог исчезнуть – навечно, бесследно.
– Интересное предположение. Вспоминаю самоубийства путчистов… Слышал про таких, Трофим?
– Слышал, конечно. – Кажется, у меня дрожал голос, я поспешно добавил: – Никогда не слышал. Это было задолго до моего рождения.
Мы остановились. Неужели самая нижняя площадка? Массивная металлическая дверь с поворотным колесом. Генералу не было нужды оглашать приказы – Шибанов налёг на штурвал. Прикладывался, рычал, соскальзывал, пытался найти точку опоры. Нет, не ворочается. Заржавело?
Краснов беспокойно принялся шарить во всех карманах, шёпотом бормотал: «Невозможно… Тоннелепроходчик должен был отомкнуть».
Раздалось потрескивание, пневматическое шипение: казак привёл в действие мышцы экзоскелета. Одну бесконечную секунду казалось, что механические бицепсы бронекостюма расплавятся от напряжения, – но с невообразимым скрежетом, точно отперли вход в преисподнюю, штурвальное колесо поддалось. Кошмарно царапая бетон, дверь отползла в сторону.
Мы выступили на обширный, висящий в кромешной темноте балкон (иначе не назовёшь): пол решётчатый, боковое ограждение забрано мелкоячеистой сеткой. Невозможно было различить, что находится там, за границами этой металлической паутины; смутно чувствовался простор, огромное помещение, но как далеко простирается – нельзя угадать. Наверняка это была одна из шахт закрытого, законсервированного тоннеля метро. Но я вспомнил нелепые гипотезы о пустотелой Земле. Что, если под ногами нет ничего, понимаете, ничего, кроме шести тысяч километров пропасти? Беспредметность, иллюзия, фальшь. Представлялось, будто мы стоим в шахтной клети, которая с невообразимой быстротой падает к полому ядру планеты; ещё немного – я потерял равновесие и упал бы, но деловитый голос Краснова одёрнул:
– Там старый командный пункт (видимо, показывает рукой, но не видно куда). В него нам соваться нечего. Василий, дверь затворяй потише! Готов? Дуй на двенадцать часов, да поосторожнее.
С балконного края скатывалась новая лестница, почти вертикальная, как на корабле, со ступеньками глубиной хорошо в половину подошвы. Слава богу, не более четырёх-пяти маршей. Может, фонарь казака что и высветил, но я следил только за тем, как бы не переломать ноги.
– Трофим, не устал ещё? – спросил генерал, когда наконец кончилось. Я был готов исподтишка пнуть его. – Сейчас найдём транспорт. Ш-ш! Не шумите!
Оглядываюсь по сторонам. Однопутная платформа с низким сводом и необлицованными стенами. Здесь непостижимым образом было светлее – а может, глаза привыкли к подземной тьме?
Краснов, хотя сам утомился изрядно, деятельно растаскивал всевозможный мусор, в преувеличенном беспорядке набросанный у стены: куски фальш-бетона, грубые доски поддонов для кирпича, фрагменты асбоцементных труб, ящики, гипсокартонные листы, обрезки гофры.
Шибанов восхищённо присвистнул:
– Неужто дрезина? Красивенько!
– Тихо ты! – Краснов оттащил в сторону остатки маскировки. Предъявленная моторизованная тележка напоминала самобеглую коляску зари автомобилестроения: с вертикальной колонкой в центре, на которую крепился рычаг управления, похожий на ручку механической кофемолки; с парой сидений, развёрнутых одно против другого (так называемая схема vis-`a-vis); и с фарами, прикреплёнными как спереди, так и сзади, – словом, дрезина обладала почти абсолютной симметрией.
Генерал, откинув кожух, проверял аккумуляторы, и пока он увлёкся, отвлёкся, Шибанов взглядом подозвал меня. Когда я приблизился – жестом остановил, рукою указал прямо перед собой вниз. Пыльный пол. Бетонные панели, грубо пригнанные. Мимоходом подумалось, откуда же взялась пыль; ну да она везде проникает, – и я увидел. Неверный световой круг высвечивал отчётливый отпечаток босой ноги. Не помню, кажется, в Шерлоке Холмсе читал: у тех, кто ходит без обуви, растопыренная пятерня ступни. Как раз такая и тут. «Что это… Ш-ш… Что это?!» – «Не зна… – одними губами казак. Жалобно: – Мы сами тут… наследили»
– Так вы говорили, Тоннелепроходчики нам не враги? – внезапно изменившимся голосом поинтересовался он.
– Если бы только те… – Как далеко ни находился Краснов, но я различал в сумраке неестественный блеск его глаз. – Метро существует уже четыре поколения. Мы в полусотне метров от дневной поверхности. – Шёпот старика словно множился эхом. – Ни осадков, ни колебаний температуры. Здесь всё – извечное.
Шибанов легко спустил дрезину с платформы в тоннель, поставил на рельсы. Без фонарика невозможно рассмотреть пугающий след; не пригрезилось ли? Вдруг я догадался, отчего казак (плоховато относившийся к Фимочке, – между нами) позвал меня. Босая ступня в системе Д-6 являлась отпечатком сверхъестественного, необъяснимого, и он нуждался в наружном лоске моей поверхностной образованности («начитанный»), чтобы Трофим развенчал, разжевал, опроверг в разрезе научного атеизма.
С первого взгляда я понял: тоннель не предназначался для пассажирских составов. Рельсы утоплены в бетон, словно трамвайные пути на перекрёстке. Хоть на грузовике проезжай. Отсутствовал нижний токосъём («третий рельс» под напряжением 750 вольт, а на шинах подстанций – все 825).
Краснов уселся на заднюю лавку, развёрнутую в направлении поездки. Нам с Василием досталась передняя – спиною к движению. Управлять мотодрезиной легко: отклоняешь рычаг против часовой стрелки – газ; по часовой стрелке – тормоз. Перемещение почти совершенно бесшумно; лишь стук колёс на рельсовых стыках. «Быстрее двадцати в час гнать бессмысленно. Батареи моментально разрядятся», – пояснил генерал.