Призрачные поиски неведомого Кадафа
Шрифт:
Потом Картер с ужасом заметил, что больше не слышит хлопанья крыльев ночных призраков. Рогатые безликие возницы, сложив перепончатые отростки, как будто отдыхали в вихре ветра, с хохотом и свистом несшего их на своих крылах. Армию подхватила неземная сила, и упыри и ночные призраки были бессильны перед этим потоком, который свирепо и неумолимо увлекал их к северу, откуда еще ни один смертный не возвращался живым. Наконец на горизонте впереди забрезжила бледная точка света, и по мере их приближения светящаяся точка ширилась и становилась ярче. А под ней разрасталась черная масса, затмевавшая звезды. Картер решил, что это, должно быть, сигнальный огонь на горе, ибо с небесных высот можно было увидеть лишь исполинскую гору.
Зарево поднималось все выше и выше, и все громадное и гро-маднее растекалась тьма под ним, пока циклопический темный конус не затмил полнеба в северной стороне. И хотя крылатая армия летела очень высоко, бледный зловещий маяк сиял еще выше, нависая чудовищной массой над горными пиками
Выше и выше росло зарево света, пока не слилось в вышине с зенитом, откуда насмешливо подмигивало огненными зеницами, устремленными вниз на летящую стаю. Вся северная часть неба под этим заревом теперь была объята кромешным мраком, жуткой каменной чернотой, простершейся от бесконечных глубин до бесконечных высот и озаренной лишь бледным мерцанием зыбкого маяка на недосягаемой высоте призрачной горы. Картер всмотрелся в маяк попристальнее и наконец разглядел чернильный абрис на фоне звезд. На самой вершине исполинской горы высились башни, ужасные башни с куполами, которые громоздились бесчисленными жуткими уступами и террасами и явно не были творением рук человеческих. Чудесные, но и грозные бастионы и террасы, казавшиеся далекими черными точками, крошечными, черными и далекими, на фоне звездных соцветий, угрюмо сиявших на верхнем окоеме неба. И венчал эту безмерную гору замок, непостижимый разуму смертного, в котором-то и мерцал тот демонический маяк. Только теперь Рэндольф Картер понял, что поиск его завершился и прямо перед ним сияет заветная цель всех запретных поступков и дерзких видений, легендарная и непостижимая обитель Великих богов на вершине неведомого Кадата.
Осознав это, Картер заметил, как его засосанная ветром летучая армада изменила курс. Теперь она резко взмыла ввысь, и стало очевидно, что гравитационный фокус ее полета теперь переместился на ониксовый замок, из которого струился бледный свет. Так близко была черная гора, что ее склоны с головокружительной быстротой проносились мимо взмывающей ввысь стаи, и она уже ничего не различала во тьме. Сумрачные башни черного замка становились все больше и больше, и Картер ощутил всю греховную мерзость их исполинской безмерности. Несомненно, глыбы, из коих замок был сложен, добывались безымянными каменотесами в той самой чудовищной каменоломне на горном перевале к северу от Инкуанока. Ибо его размеры были таковы, что стоящий на ступенях этой высочайшей цитадели земли человек оказывался вровень с пустым эфиром. От венка неведомых звезд над мириадами башен с куполами исходило желтовато-бледное сияние, так что угрюмые скользкие стены из оникса были объяты сумеречным покровом. Бледный маяк теперь казался единственным освещенным окном в одной из самых высоких башен замка, и, когда беспомощная армада подлетела к вершине горы, Картеру почудилось, будто он различил уродливые тени, мечущиеся в тускло освещенной зале. То было арочное окно странной неземной формы.
Неприступная скала превратилась в гигантский монолит чудовищного замка, и летучая армия вдруг резко сбавила скорость. Вокруг ее высоко взметнулись исполинские стены, мелькнула арка гигантских врат, в которые ее втянуло неведомой силой. Бесконечный внутренний двор объяла вечная тьма и, когда огромный арочный портал поглотил летучих странников, они оказались в еще более густой тьме. Вихри обжигающе-холодного влажного ветра носились по незримым ониксовым лабиринтам, и Картер мог лишь гадать, что за циклопические лестницы и коридоры тайком убегали от главного маршрута их нескончаемого полета в эфире. Они уносились во тьме все выше и выше, и ни единый звук, ни толчок, ни проблеск света не тревожили плотную пелену тайны. Неисчислимая армия упырей и ночных призраков потерялась в бездонных безднах неземного замка. И когда наконец в лицо Картеру брызнул свет из той единственной залы в башне, чье светящееся окно служило им маяком в ночи, он не сразу смог различить далекие стены и высокий потолок, и не сразу осознал, что попал не в безбрежный ночной простор...
Рэндольф Картер намеревался вступить в тронный зал Великих с должным достоинством, в окружении внушительной свиты упырей, и вознести свою молитву, как подобает вольному и сведущему ветерану-сновидцу. Он давно знал, что Великие сами отнюдь не неподвластны воле смертного, и понадеялся на удачу, полагая, что Иные боги и их ползучий хаос Ньярлатотеп не придут к Великим на подмогу в решающий момент, как то уже бывало не раз, когда люди посещали земных богов в их обители или в их горах. Он даже лелеял надежду, что в окружении своего внушительного эскорта сумеет достойно встретить и Иных богов, буде такой случай представится, ибо знал, что над упырями нет верховного владыки, а ночные призраки подчиняются не Ньярлатотепу, а лишь древнему Ноденсу. Но теперь он воочию убедился, что божественный Кадат в холодной пустыне и впрямь находится под охраной темных чудес и безымянных стражей, и что Иные боги воистину надежно оберегают покой слабых земных богов. Не имея верховной власти над упырями и ночными призраками, неразумные бесформенные исчадия внешних пространств все же способны при необходимости сдерживать их, так что Рэндольф Картер в компании своих упырей вошел в тронный зал Великих богов вовсе не так, как подобает вольному и сведущему ветерану-сновидцу. И когда его свита, ослепленная и оглушенная кошмарными звездными смерчами, устрашенная незримыми чудищами северной пустыни, оказалась в освещенной страшным светом зале, где по безмолвному приказу тотчас стихли вихри ужаса, вся она беззвучно рухнула на ониксовый пол бессильной и беспомощной толпой.
Рэндольф Картер стоял не перед золотой кафедрой, и не увидел он величавого собрания узкоглазых созданий с нимбами и коронами, с длинными мочками, тонкими носами и выпяченными подбородками, чье сходство с высеченным на Нгранеке ликом могло бы выдать их принадлежность к роду тех, к кому наш сновидец пришел обратить свою молитву. За исключением этой единственной освещенной залы, ониксовый замок на вершине Кадата был темен, Картер пришел к неведомому Кадату в холодной пустыне, но не нашел богов, его обитателей. И все же страшный свет сиял в этой единственной башенной зале, которая была много меньше, нежели безбрежные пространства снаружи, и чьи далекие стены и потолок терялись в клубящихся туманах. Земных богов здесь не оказалось, верно, но прочих созданий, незримых и неосязаемых, было в избытке. Там, где добрые боги отсутствуют, Иные тем не менее имеют своих посланников, и, разумеется, ониксовый замок отнюдь не был необитаем. Но Картер не мог даже себе вообразить, в каком виде будет явлен ему несказанный ужас. Он понял, что его визита тут ждали, но мог лишь гадать, сколь давно и пристально следил за его паломничеством ползучий хаос Ньярлатотеп. Тот самый Ньярлатотеп, кошмар безграничной формы, ужасный дух и посланник Иных богов, которому служат грибообразные лунные твари, и Картер вспомнил черную галеру, исчезнувшую в море, когда в битве на скалистом острове жабоподобные стали терпеть поражение.
Размышляя об этом, он с трудом поднялся на ноги посреди поверженной стаи, и вдруг без всякого предупреждения озаренную бледным сиянием бесконечную залу прорезал громовый глас демонической трубы. Трижды прогремел этот ужасающий клич, и когда эхо от третьего трубного рева растаяло вдали, Рэндольф Картер увидел, что остался один. Куда, почему и как вдруг исчезли все упыри и ночные призраки, он не мог даже помыслить. Он лишь знал, что внезапно остался один и что безмолвно хохочущие незримые плясуны, заключившие его в круг своей пляски, отнюдь не доброжелательные духи земного мира сновидений... Потом из бездонных глубин донесся новый звук. Это тоже был ритмичный глас трубы, но совсем не похожий на те три раската, что смели в незримую пустоту его верных спутников. В этом низком вое трубы эхом звучали напевы чудес и мелодий космического сна, и при каждом новом аккорде и при каждой неведомой каденции возникали видения экзотических пейзажей невообразимой красоты. Золотые звуки сопровождали порывы дивных благоуханий, потом над его головой занялся яркий свет, волнообразно менявший оттенки, чуждые привычному спектру, и служивший мрачным симфоническим сопровождением трубной песни. Вдали замерцали факелы, и, разрывая пелену напряженного предчувствия, послышалась приближающаяся барабанная дробь.
Из редеющего тумана и клубов диковинных благовоний выросли две колонны гигантских чернокожих невольников в набедренных повязках из светящегося шелка. На их головах были укреплены, словно шлемы, огромные факелы из блестящего металла, от которых дымными кольцами струился аромат неведомых бальзамических благовоний. В правой руке невольники держали хрустальные жезлы, на концах которых были вырезаны оскалившиеся в ухмылке химеры, а в левой руке они сжимали длинные серебряные трубы, в которые поочередно дули. Их щиколотки и предплечья были стянуты золотыми браслетами, а оба браслета на щиколотках были соединены золотыми цепочками, заставлявшими невольников идти неспешной походкой. Было ясно с первого взгляда, что это чернокожие обитатели земного мира сновидений, но их одеяния и поведение выдавали в них неземных существ. В десяти шагах от Картера процессия остановилась, и тотчас же серебряные мундштуки прилипли к толстым губам трубачей. Грянул дикий экстатический трубный хор, а за ним последовал еще более дикий вопль, искусно исторгнутый черными глотками на оглушающе-пронзительной ноте.
Потом в широком проходе между двух колонн чернокожих невольников появилась одинокая фигура - высокий стройный муж с юным лицом античного фараона, облаченный в переливающийся хитон и увенчанный золотым венцом, от которого исходило сияние. Прямо к Картеру шел величественный муж, чья гордая осанка и приятные черты лица были исполнены очарования смуглого бога или падшего ангела и в чьих глазах играли потаенные искорки прихотливого нрава. Пришелец заговорил, и в мелодичных модуляциях его голоса зажурчала необузданная музыка летейского потока.