Призрачные страницы истории
Шрифт:
Существуют глубоко сидящие в сознании предрассудки, виртуальные представления, которые способствуют укоренению виртуальных версий различных событий. Среди таких предрассудков надо особенно учитывать этнические и националистические предубеждения. Их отразили даже географические карты, по которым столетиями люди учились представлять мир и место в нем своей страны. Искажения, о которых идет речь, были связаны не с недостатком знаний, а с стремлением видеть свое государство центром мира. На европейских картах Индия и Китай изображались субконтинентами, сравнимыми по размерам с Англией или Францией. Китайцы представляли свою державу серединной империей, вокруг которой ютились остальные страны. Корейские националисты изображали Корею одной из трех мировых держав, наряду с Китаем и «индоевропейским королевством». Подобные карты как бы создавали всемирную виртуальную плоскость, на которой располагались исторические события, облегчая возникновение и укрепление виртуальных версий.
Несовместимость версий вовсе не означает,
Нередко одна и та же версия фигурирует по-разному в сознании различных общественных слоев из-за рыхлости используемых для ее описания исторических понятий. Исторические понятия имеют приблизительный характер, имея наряду с ясно определенной неизменной частью содержания также другую часть, обычно неформулируемую, а подразумеваемую. Эта вторая часть состоит из представлений с нечетко обозначенными границами, которые претерпевают изменение в меняющемся мире. Версии более узких по рамкам событий порой включаются в несовместимые с ними версии более широких событий. Содержание многих несовместимых версий оказывается изменчивым под давлением последующих перемен в условиях жизни и сознании тех общественных групп, которые являются «носителями» данной версии. Версии «перекликаются» друг с другом, образуют объединения из несовместимых частей, подключают и отбрасывают отдельные свои элементы в соответствии с изменением других версий, перестраивают связи между отдельными частями и тому подобное. Такие перестройки становятся средством образования новых версий. Одна из версий всемирной истории формируется ныне на наших глазах и создает представление о путях их возникновения и становления.
Сексуальная всемирная история
Сексуальные темы затрагивались в истории, не говоря уже о литературе и искусстве, во все времена. Но только в наше время можно наблюдать формирование сексуальной версии всемирной истории. И подобно тому, как либеральная интерпретация восходит к произведениям Локка и Монтескье или истолкование с позиций исторического материализма — к трудам Маркса и Энгельса, начальные положения сексуальной версии истории можно обнаружить в сочинениях маркиза де Сада, пусть некоторые ее сторонники и не согласятся признать в нем «основоположника» исповедуемых ими воззрений.
Донатьен Альфонс Франсуа де Сад (1740–1814), от фамилии которого, учитывая историю его жизни, было образовано слово «садизм», являлся отпрыском знатного дворянского рода. Жизнь Сада чуть ли не с младенческих лет представляла собой, когда он обретался на свободе, непрерывную цепь оргий и сексуальных извращений, нередко заканчивавшихся зверскими пытками и убийствами участниц этих вакханалий. Аристократический род и хлопоты влиятельных родственников уберегали маркиза от наказания по всей строгости закона за инкриминируемые ему содомию, богохульство и отравление, но даже такое заступничество не смогло оградить его от неоднократного и многолетнего нахождения за тюремной решеткой. В течение полувека он находился в узилище в правление королей, революционных диктаторов и пришедшей к ним на смену Первой империи. Сад сидел при Людовике XV и Людовике XVI, при Робеспьере и Наполеоне. Маркиза перевели из Бастилии в другое место заключения за десять дней до ее падения и освобождения восставшими парижанами немногих содержащихся там арестантов. И летом 1794 г. только переворот 9 термидора спас де Сада от отправки как «подозрительного» аристократа на следующий день на гильотину. Очутившись на свободе, Сад в течение нескольких лет издал несколько романов, свидетельствовавших как о незаурядном литературном даровании, так и о патологических чертах личности их автора. Одно из этих произведений, роман «Жюстина», Наполеон назвал «самой омерзительной книгой, которая может зародиться только в самом развращенном воображении». Позднее, уже в правление Наполеона, де Сад опять угодил в тюрьму, в коей и оставался до конца жизни. Напротив, в XX веке особенности идеологических баталий привели к тому, что сторонники так называемого «революционного литературного авангарда» провозгласили «божественного маркиза» борцом против буржуазного лицемерия и провозвестником грядущего сексуального освобождения, вечным бунтарем, стремящимся испытать и превзойти все возможности человека. Эта оценка стала получать все большее распространение в годы «сексуальной революции» второй половины XX столетия.
Сад «сексуализировал» идеи французских просветителей. Человек, по мнению Сада, — это ошибка природы. (В наше время мысль о человеке как ошибке эволюции выдвигал известный литератор и философ А Кестлер.) Все стремления индивида сводятся к выживанию и удовлетворению своих желаний. Вследствие этого возникает конфликт между имущими и неимущими, причем бедняки поймут рано или поздно, что все законы морали, включая и осуждение разбоя и убийства, служат богатым. Человек по своей природе — преступник. Только страхом перед наказанием можно заставить человека отказаться от удовлетворения тех его склонностей и желаний, которые нарушают интересы других людей. А такое нарушение происходит при всех его действиях, продиктованных различными стремлениями — от обеспечения себя пищей до уничтожения своих врагов. Среди этих стремлений главное место принадлежит сексуальным желаниям, которые тем более сильны, когда они являются запретным плодом. Проститутка, по разъяснению Сада, является образцом «естественного человека», восхвалявшегося просветителями. Сад прославлял вожделение и насилие, за которыми тянулся след из изуродованных трупов.
Большой вклад в развитие сексуальной версии вносят работы, написанные феминистками по истории феминистского движения. По их мнению, духовные отцы современной либеральной демократии, Гоббс и Локк, фактически обосновали идею патриархата и порабощения женщин. Согласно этой теории, политическим индивидом, который должен обладать правом на свободу и равенство, может быть только мужчина. Такой взгляд полностью воспринимали авторы американской конституции, а вслед за ними законодатели европейских стран. Борьба против «мужского насилия» породила феминизм, что разъясняется, например, в книге А. Д. Ионнисдоттир «Почему угнетены женщины» (Филадельфия, 1994) или в опубликованном в 1988 г. сочинении: B.Л. Булаф, Б. Шелтон, С. Славина «Подчиненный пол. История» и во множестве подобных работ. Еще один пример — книга Ш. Рауботом «Женское столетие. История женщин в Британии и Соединенных штатах» (Нью-Йорк, 1998). Название этой книги можно перевести и как «Женщины в XX столетии». Варианты перевода раскрывают два возможных толкования главной мысли автора: речь идет о борьбе за права женщин в двадцатом веке или о том, что это было столетие, определяющим содержанием которого являлся вопрос о правах женщин. Такая двусмысленность присуща значительной части феминистской литературы, в которой борьба за раскрепощение женщин трактуется как часть сексуальной революции.
Утробный период развития новой версии происходил под прямым воздействием сексуальной революции. Он выразился в широком внедрении вопросов сексуальной психологии и патологии в исторические работы, которое продолжается в увеличившихся размерах по сей день. С ним рука об руку шло воздействие на историографию фрейдизма в его различных вариантах. Именно идеи психоанализа с их притязанием на объяснение сексуальными мотивами психической жизни индивида сыграли особенно крупную роль в подготовке сексуальной версии. Как известно, по учению Фрейда, половой инстинкт — «либидо» (лат. «страсть») является главным побудительным мотивом поступков людей. Общественные мотивы служат только фоном и формой проявления этих неосознанных побуждений, на которые накладывают отпечаток потрясения и травмы, пережитые человеком, особенно в детстве и юношеском возрасте.
(Причем, по мнению части сторонников психоанализа, не обязательно реальных, а лишь принимаемых подсознанием индивида за таковые.) Очень читаемый английский историк П. Гей писал в книге «Фрейд и историки» (Оксфорд, 1985), что ученые «околдованы суевериями, унаследованными от ранних стадий своего развития и политики, только удовлетворяют свои детские фантазии, когда возбуждают их у других». Психоаналитический подход широко применялся при написании биографий известных исторических деятелей: Лютера, Ивана Грозного, Кромвеля, Робеспьера, Наполеона, Рузвельта, Ганди, Гитлера и многих других.
Большинству западных и дореволюционных российских историков было свойственно «персонифицировать» историю, выводя ее ход из личных качеств и мотивов поведения власть имущих. «Персонификация» истории подготовляла ее сексуализацию. Особую роль здесь играло внимание к личной жизни монархов и высших государственных сановников. Нередко выявлялось, что их моральный облик, запечатленный в массовом сознании, имел мало общего с действительностью, а был следствием стараний пропагандисткой машины, средств массовой информации, а в историческом прошлом — школы, церковных проповедей и пр. В биографиях многих исторических персонажей можно было отметить патологические черты их натуры: крайней жестокости, подозрительности, лицемерия, — не имевших, казалось, причин в действительности, которые вместе с тем, однако, давали полный простор для их воздействия на ход событий. Эти патологические проявления, по мнению историков, испытавших влияние фрейдизма, имели сексуальные корни. В поведении исторических персонажей были нередкостью и прямые проявления сексуальной патологии, например, сатириазиса и нимфомании (ненасытного, горячечного влечения к лицам противоположного пола), а также считавшихся противоестественными отклонений — гомосексуализма, лесбиянства и пр. Повышенное внимание к историческим эпизодам, в которых важное — притом преувеличивавшееся историками — значение занимали разные виды половой патологии, являлись огромным резервуаром фактов для сексуальной версии истории.