Призрачный бал
Шрифт:
Как-то решил проследить за приезжим и пошел за ним на кладбище. Поначалу даже почти поверил в болтовню глупых баб. Гость стоял возле могилы ведьмы и что-то бормотал себе под нос, а потом черкал углем в кожаной папке. Обходил могилу со всех сторон, подходил к воротам кладбища, шел обратно, и так каждый вечер.
Правда открылась лишь когда во двор привезли здоровенный, в два человеческих роста, кусок белого, мерцающего на солнце мрамора. Вертлявый снова что-то бормотал, бегая вокруг белой глыбы, а граф слушал и изредка вставлял слова на том же
Оказалось, что граф Воронцов выписал из самой Европы скульптора, который собирался изваять надгробие для могилы Варвары. И как же я удивился, когда узнал, что тот будет мастерить статую коленопреклоненного ангела.
Чернявого звали Паоло, и был он каким-то жутко известным мастером. Девки, приходящие в поместье, прозвали его Павлушей и принимались дружно вздыхать, проходя мимо. Пробовали подкупать его пирожками и соленьями, но тот, точно слепой и глухой, все стучал по каменюке, не обращая внимания на их старания.
Почти год Паоло вытачивал ангела в своей мастерской, словно высвобождая его из камня, настолько тот выходил живым. Казалось, подует ветерок и из крыл его полетят белоснежные перья. Вот только странен был наклон его головы. Словно он хотел оглянуться назад, но не решился, да так и замер, прислонившись щекой к правому плечу, скорбно глядя вниз.
Граф торопил мастера. Ему хотелось успеть поставить ангела ко дню рождения Варвары. До назначенного срока он даже ни разу не взглянул на шедевр, а когда работа была закончена и Паоло пригласил графа оценить ее, Воронцов вдруг закатил тому скандал. Оказывается, ангел должен был смотреть прямо перед собой, а мастер посвоевольничал. Скульптора за это спешно выпроводили восвояси под аккомпанемент девичьих рыданий, и поместье зажило прежней жизнью.
По приказу графа статую установили у могилы ведьмы, совсем близехонько от кладбища. На святой земле, говорят, хоронить таких не положено.
Почти месяц после этого граф безвыходно просидел в своем кабинете. Но однажды позвал меня и, отодвинув картину, показал схрон в стене, из которого достал шкатулку резную.
– Если что со мной случится, возьмешь это и отнесешь Варваре на могилу. Внизу в ангеле неприметный тайник есть. Туда шкатулку спрячешь. Тебе одному доверие теперь имею. А если прикарманишь, с того света тебя достану! Варваре это принадлежать должно!
Услышав имя ведьмы, я едва сдержался, чтобы не перекреститься. Проклята она, и все, что с ней связано! И граф теперь проклят, и я…
Не хотел я перечить, да само вырвалось.
– А зачем ей теперь подарки-то? – Я даже тронуть шкатулку боялся, точно она обжечь могла.
– Ты языком-то поменьше чеши, – устало ответил граф. – Приказано сделать, значит сделаешь.
– А чего же сам не отнесешь ей свой подарок, Дмитрий Алексеич?
– Потому и не отношу, что жду, когда она сама за ним явится. На помолвку подарить хотел, да вот не сбылось.
Я все же перекрестился и попятился к двери. Вот ведь чертовщина!
– Стой, – окликнул меня хозяин, – поклянись, что волю мою исполнишь и себе не приберешь то, что в шкатулке припрятано.
– Сказал ж-же не н-надо мне чужого, – я начал заикаться от взгляда его звериного и взмолился: – Боюсь я ее, Дмитрий Алексеич! Помилуй, не заставляй делать этого.
– Да не трясись ты, – махнул рукой он и снова спрятал шкатулку в тайник. – Как отнесешь подарок на могилу, свободу получишь и денег возьмешь себе. Тут же в схроне их оставлю. Покойнику слуги не нужны…
– Да неужто ты помирать собрался, Дмитрий Алексеич? – Я вдруг испытал странное чувство, словно мне было страшно и одновременно радостно. Помрет граф, и уйду я отсюда со спокойной душой.
– Это уж не твоя забота, – буркнул он и вдруг рявкнул так, что я вздрогнул. – Поклянись, что исполнишь мой приказ!
Я помялся. Вот проклятая ведьма! И после смерти не хочет угомониться!
Граф достал что-то из ящика стола, подошел ко мне и протянул перстень с крупным камнем. Блики от свечей играли и переливались в его багровых гранях. Если такой продать, то, пожалуй, и дом справить можно, да еще на пышную свадьбу останется.
Граф понятливо улыбнулся.
– И его положу в схрон. Выполнишь приказ, забирай все обещанное мной.
– Выполню. Клянусь, Дмирий Алексеич, – и не хотел говорить, да купил меня с потрохами черт старый! Ох как бы потом не пожалеть!
– Вот и молодец. А теперь пошел вон. – Он отвернулся от меня и прошел к столу, а я и рад стараться убраться подальше. И уже на пороге я услышал его тихий безумный смех и бормотание.
– Права ты, любимая. Ангел от меня отвернулся. Не хочет смотреть, простить не хочет. А за что прощать? Я ведь не виноват! Ни перед кем не виноват! – и снова смех и тут же стон. – Виноват я перед тобой, любимая! И тебя потерял, и ребенка нашего! Похитили его! Прости, ежели сможешь, а не сможешь, так хоть с собой забери! Буду псом твоим сторожевым! Никому я на этой грешной земле не нужен…
Как-то ночью я проснулся от звуков музыки. Она лилась словно отовсюду, и определить источник никак не получалось. Я чувствовал, как непреодолимая сила влечет меня за собой, да так, что если не пойду – разорвет на части!
Ноги сами понесли вверх по лестнице. Музыка то приближалась, лаская слух, то вдруг пропадала, точно дразнила. Перед залом, где граф любил давать приемы, я остановился, не веря своим ушам. Ведь после убийства Варвары он приказал заколотить дверь. Но я слышал музыку и голоса!