Призрачный мой дом
Шрифт:
Девушек он называет идеями. Так повелось еще с тех времен, когда он только прибыл в гарнизон после училища, сдружился с Гешей Хлебчиковым и на пару с ним принялся возделывать, удобрять и окучивать местный цветник. Тогда, изголодавшись в казарменном – монастырском, по сути, – воздержании по любви и ласке, он едва не захлебнулся от их изобилия, от множества возможностей и предложений.
Сержу нравилась такая жизнь.
Он говорил:
– Сегодня вечером я занят – есть одна очаровательная идея.
Ему
Идеи.
– Ну, что, какие идеи на вечер? – спрашивали они с Гешей друг друга и потирали руки – идей было хоть отбавляй. Крайне редко следовал ответ: – Да что-то без идей сегодня, пусто, скучно…
Сержу нравились женщины. Всегда.
Серж любил женщин. Безмерно. Любил их всех. Как объект, как принцип, как феномен. Он видел в них инопланетян, осуществлявших любовную миссию на планете Земля. Поэтому считал, что пока молод и полон сил, должен полюбить их как можно больше. Приложить к тому максимум усилий, должен. Хотя, женщины и сами к нему, кудрявому красавцу с густыми пушистыми усами, льнули. Все потому, что он умел ухаживать, и никогда не был жадным.
Летом весь лес вокруг гарнизона, особенно от Дома офицеров, где проводились танцы, и дальше, вплоть до самой реки, был к услугам любовников. В призрачном лунном свете сосновый бор казался, да и был в реальности, храмом любви. Деревья-колонны поддерживали высокий звездный купол. Пространство плыло, пропитанное любовным томлением, туманы поднимались от зеленых трав и мхов, кружили головы и склоняли пришедших опуститься на податливые те ложа. Мало кто мог противиться мягкому и настойчивому побуждению, да и зачем? Девчонки сами, по своей воле ныряли в любовный омут, утаскивая за собой на дно его немалую добычу. Каждая ночь превращалась в ночь любви, из всякого предела, из-за каждого куста раздавались молитвенный шепот и страстные вздохи.
Каков Бог, такая и молитва.
Зимой было сложней устраиваться, особенно поначалу. Но и эта трудность как-то удивительно быстро разрешилась, и уже потом он водил девочек к себе домой, в служебную свою однушку. Получить квартиру – в виде какого-то там исключения – ему поспособствовала жена Председателя гарнизонной жилищной комиссии, с которой случай свел его на одном мероприятии, и которая… Которая ничем его не попрекала ни тогда, ни впоследствии, и всегда получала свое, когда случалась на то ее воля.
Ищите женщин, сказано ведь.
Следует отметить, что атмосфера любовного, если не безумия, так какого-то исступления в те первые три-четыре года имела место не только в воображении и восприятии Сержа. Не он один то явление подметил.
– Прямо сумасшествие какое-то, – сказал как-то Лукьяныч. – Что молодые совсем девки, что зрелые вполне женщины – точно с ума все посходили. Сами, сами норовят раздвинуть ноги, где угодно, с кем угодно. Уже и нам, старикам, прохода не дают.
– Так хорошо же, – бездумно совсем сказал Серж. – Пользуйтесь моментом.
– Не к добру это, – вздохнул Лукьяныч.
– Почему?
– Перед войной такое бывает. Старики говорят, примета. Перед людской убылью природа старается сделать запас впрок, задел на будущее. Предполагаемые потери придется как-то восполнять, вот бабы и спешат, подзарядиться…
И действительно, в гарнизоне наблюдался беби бум. До Литорали оставалось меньше года. Кто знал тогда?
Бабник, да, говорили некоторые. Он и сам знал, что – бабник, и не спорил. Но со знаком плюс. Ведь женщинам, прежде всего самим, нужна любовь – он им ее и дарил, тем, с которыми был близок, всем без исключения. Как ему это удавалось? Ну, такой талант. Счастье такое. Удивительно, но, даже расставшись с Сержем, женщины хранили воспоминания о нем в душе, как некий образ счастья, что было недалеко от истины.
Сегодня все ощущалось по-другому. Тревожно, да. Мысли нахлынули, от которых раньше он всегда старался отгородиться, не допускал к себе. А теперь – куда деться? С кем еще можно ими поделиться? Вот с Гешей он мог говорить обо всем, но его нет, а других друзей, таких же близких, пока и не предвидится. Когда друга приходится отдирать от души с мясом, на месте отрыва образуется корка, а потом, если заживет, рубец. А к рубцу кто прилепится? Мало кто… Трудно…
Теперь же, при полном отсутствии плотских желаний, ему вдруг захотелось чего-то совсем иного плана. Серж даже поерзал на диване, на который уселся сразу же, как пришел домой, и где так и сидел, в некой прострации, уже битый час, не раздевшись, лишь скинув на колени тульей вниз фуражку, – вот как захотелось. Что тоже было странно, поскольку он и не помнил уже, когда в последний раз у него возникала такая потребность, прижаться к кому-то, уткнуться лицом в плечо, раствориться в абсолютном тепле, слиться с ним, обрести покой.
Но, если честно, для себя, для личного своего понимания, в этом он нуждался всегда, и в женщинах, помимо прочих достоинств, искал этот внутренний космос безмятежности и успокоения. Другое дело, что считал – пока останавливаться и успокаиваться на достигнутом ему рано.
Тридцать один, разве это возраст для мужчины?
Серж был стопроцентным, настоящим мужиком, без вихляний и новомодной изящной гнильцы, поэтому в качестве объекта страсти – или светлого храма для души, – думал исключительно о женщинах. Сейчас он быстро пролистал свой обширный список знакомств и побед, и обнаружил, что больше всего на роль той, которая и поймет, и примет, и успокоит, причем, не из корыстных интересов, а потому что, как ни невероятно звучит, любит его искренно и бескорыстно, – лучше всех на эту роль подходит Тома. Тома, хм… В его списке идей она далеко не на первых местах… Ну, так ведь она и не идея, никак не идея. Она образ, дивный, тонкий, колеблющийся в дымке мечты, или сказки, и задержавшийся подле него благодаря лишь чуду, которое рано или поздно закончится. Чужой образ, не из его мира, – так представлялось ему.
Тома была певицей, и хорошей, как он убедился лично, певицей, выступала от городской филармонии. А познакомились они… Познакомились они весьма странно и совершенно случайно… Хотя, если вдуматься, что в том случайного? Судьба не совершает случайных движений, все ей распланировано, шаги рассчитаны на годы вперед.
– Есть два пригласительных в филармонию, – сказала Светлана, его на тот момент пассия. Она заявилась к нему домой после работы, без предупреждения и уже при параде.