Призрачный престол
Шрифт:
Он задудел, извлекая мелодию из Клэг – совсем не похожую на те, которые играл в его присутствии Айдан Бирн. Спокойную, мягкую, неторопливую, напоминавшую совсем не о войне или крушении мира. Такая мелодия пошла бы для послеполуденного отдыха, устроенного после напряженной работы, в разгар летнего зноя. Вспомнились, невольно, виноградники Паданы, изумрудные равнины Астарии, величественные соборы Либурна. В неспешный перелив флейты вплеталась память о доме, перед глазами вставали живыми и шумными узкие улочки города Брендона, в котором Гледерик рос. Лазурные волны Винного моря бились о каменные пирсы, ветер овевал паруса кораблей, сидел за гроссбухами, сгорбив спину, отец, вышивала перед камином мать. Флейта звенела,
Флейта Клэг играла, открывая, как и было обещано, двери миров, взлетая обертонами и опадая вниз – и, вслед за каждым переливом ее мелодии, просторную сокровищницу стремительно наполняла тьма. Факелы, до того ярко горевшие на стенах, гасли, захлебываясь в объявшей их темноте. Кто-то из слуг вскрикнул, бросился, обронив зажатый до того в ладонях клинок, к порогу – и немедленно упал. Меньше, чем за доли секунды, его густые черные волосы побелели, становясь тонкими и ломкими, осыпаясь пылью. Кожа сморщилась и пожелтела, сползая и открывая кости скелета. Тьма взлетела щупальцами к потолку и двери сокровищницы сами собой затворились.
Единственным источником света в комнате сделался меч Тейн, вдруг загоревшийся ледяным пламенем. Капитан Колдер держал его на вытянутых руках, медленно поводя клинком из стороны в сторону. Грегор Холпин сделал осторожный шаг в его сторону, приподнимая шпагу. Тьма голодным псом ворочалась у его ног. Гледерик продолжал играть, остро чувствуя, что не может, попросту не способен, не имеет права сейчас остановиться. «Если я прервусь – все потеряно». Трое выживших слуг припали к стенам, держась за оружие и щиты, ранее подобранные ими в коридоре.
– Порча, – чужим, незнакомым голосом произнес Колдер, будто кто-то иной, всезнающий и древний, разговаривал его устами. – Порча из-за пределов мира, из кипящего котла Бездны, призванная сюда в день, когда мой отец сломал королевский клинок. Это она истощала стены нашего мира, не давая завесе, отделяющей нас от страны мертвецов, снова срастись, восстанавливаясь. Это она иссушает поля и заставляет мельчать реки, выпивая жизнь из людей. Это она точит фундаменты земли, желая их расшатать. Вот наш враг – а вовсе не чародеи и короли. Наверно, это она сожрала моего дядю Дунстана, сделав его безумцем.
Тьма смеялась, вторя его голосу. В ней, отчетливо видел Гледерик, проступали лица, знакомые и незнакомцы сразу. Тьма обрисовывала очертания фигур, придавая им форму и жизнь. Высокий бледный мужчина в короне и пышных монарших одеждах, с длинными волосами, посеребренными сединой. Анвин, измученная, в изношенной одежде, с помертвевшим серым лицом. Гарет Крейтон, измученный, сломленный, с выражением бесконечного отчаяния во взгляде. Некромант Айдан Бирн, прямо и спокойный, с бесстрастным утратившим волю лицом. Молодая девушка рядом с ним, фигурой и осанкой напоминающая леди Элену, но с простым человечьим лицом. Лорд-канцлер Маддок позади них. Трев Кинриг. Генерал Мейсон. Кто-то еще, незнакомый. Они стояли и смотрели, и все держали в руках клинки. Тьма хохотала, сжимая умерших в своих лапах.
– Делаешь заложниками мертвецов? – прорычал Колдер. – Нечестно играешь, тварь!
Гледерик заиграл все быстрее, его пальцы плясали на флейте, двигаясь в безостановочном ритме – прежде спокойная мелодия обретала бурливость водоворота, ярость лестного пожара, грохот шторма. Пламя, объявшее меч королей Регеда, сделалось нестерпимым – ярче, чем его собственная магия, недавно убившая Айдана Бирна, и даже ярче, наверно, чем рождающаяся в пустотах пространства звезда. Гледерик смотрел в упор, не понимая, каким чудом не слепнут глазами, в то время как обронивший шпагу Грегор Холпин и его лакеи, зажмурившись, прижимали ладони к лицу.
Остин Колдер высоко поднял меч регедских королей, сиявший сейчас белым факелом. Тьма вставала напротив него стеной, протягивая к нему длинные тонкие руки, и все ее пленники, уподобившись марионеткой, дергаемым кукловодом, сделали шаг вперед, выставив перед собой клинки и окружая Гледерика, Грегора Холпина и Колдера. Гледерик продолжал играть, чувствуя, как неведомая ему сила, приходящая откуда-то из неведомого далека, наполняет собой все его существо, изливается в флейту, превращаясь в древко бесплотного незримого копья, нацеленного прямо в бесформенное лицо тьмы. Туда же смотрело и острие Тейна, выставленного Колдером перед собой, а до призванных иномирной тварью мертвецов оставалось всего несколько шагов, и они приближались, готовые начать схватку.
«Иного шанса не будет, – сообразил Гледерик. – Бьем сейчас, а иначе нас просто сомнут. С таким количеством врагов нам не справиться, и никакие магические штучки здесь не помогут. Сила, противостоящая нам, сама состоит из магии, целиком и полностью, и дешевыми фокусами ее не проймешь».
Видимо, Колдер решил точно также – потому что ударили они одновременно. Дэрри острием невидимого копья, созданного им при помощи призываемой флейтой Клэг энергии, Остин – хорошенько размахнувшись фамильным клинком. Свет, засиявший особенно яростно, и тьма, плотно, как никогда, встретились, переплелись воедино, сливаясь будто в любовном акте, смешиваясь в безудержной круговерти. На краткий миг они, извивающиеся подобно змеям, застыли в неустойчивом равновесии – а затем тьма вспыхнула, наполнившись пожирающим ее пламенем, и разлетелась во все стороны гаснущими осколками. Свет объял и фигуры поднятых ей мертвецов, на несколько минут загоревшихся ярко, уподобившись факелам в ночи – а после потухшим и пропавшим.
Обычные факелы, развешанные по стенам, снова горели, как будто ничто и не пытались их погасить. Распахнулась, будто от сквозняка, закрывшая ранее дверь, и свежим воздухом потянуло из коридора. Сокровищница стала такой же, какой и была перед началом ритуала – и вместе с тем сделалась неуловимо другой. Гледерик, потрясенно оглядывавшийся по сторонам, не сразу сообразил, в чем дело. Лишь минуту спустя он понял, что с самого своего прибытия в этот мир тот казался ему серым, поблекшим, словно бы не совсем настоящим. Хотелось бы списать на позднюю осень, да нет – либо его глаза помутились, либо из окружавшего бытия изъяли половину причитавшихся красок, обесцветив его. Теперь же они возвратились в полном объеме – блистали рубины и аметисты, украшавшие сундуки, горело в тех из них, что стояли раскрытыми, золото, наливалось молочным блеском серебро, кармином багровел толстый пушистый ковер под ногами. Мир снова дышал полной грудью и выглядел обновленным – а может, пришла наполненная скепсисом мысль, так просто кажется на контрасте с недавно заполнявшим сокровищницу мраком.
Остин Колдер стоял, уронив меч острием вниз, и выглядел полностью обессилевшим. Слуги, приведенные сюда еще канцлером Маддоком, отнимали руки от лиц, осторожно поднимали оружие, хотя сражаться им было уже, казалось, не с кем. Королевский казначей, с ошалелым лицом, тоже подобрал с пола шпагу и сделал прерывистый вздох. Постепенно потрясенное выражение покидало взгляд Холпина, сменившись сосредоточенностью.
– Насколько понимаю, – медленно проговорил он, – вы справились, господа.
– Почему… – выговорил, отнимая от губ Клэг и опуская ее, Гледерик, – почему, в таком случае, я жив? – Его захватило острое чувство неправильности происходящего, посетил страх, будто они в чем-то все же ошиблись, не довели положенного до конца. Разве не полагалось ему уйти туда же, куда отправились Бирн и Элена, Гарет и Анвин? Разве не следовало ему сгинуть заодно с тьмой? – Если мы успешно проделали все полагавшееся, почему я еще тут?