Призрачный престол
Шрифт:
Раздался недовольный и, похоже, как следует пропитой голос:
– Да иду я, иду! Кого черти носят в такое время, охренели вы там окончательно?
Дверь рывком распахнулась и Дэрри предусмотрительно отступил назад, положив правую руку на эфес меча и прикрывая глаза левой ладонью от ударившего прямо по ним слишком яркого света. Свет исходил из небольшой продолговатой штуковины, слегка похожей на факел, которую появившийся на пороге мужчина держал перед собой. Привратник, как смог кое-как различить Гледерик, был немолод, но и не слишком стар – лет сорока, пожалуй. Залысины, скверно выбрит, основательно наметившиеся брюшко. Он был обряжен в нечто наподобие ливреи незнакомого Гледерику
В свою очередь оглядев обноски незваного ночного гостя, стражник заметил:
– Ну ты и вырядился, парниша. Ты бомжара или просто похож?
– Просто похож, – пробормотал Дэрри, не совсем понимая, что значит «бомжара». Бродяга, надо полагать – нищий, бездомный странник. «Что ж, в каком-то смысле меня можно и так назвать. Родного угла у меня уж точно теперь не осталось – если не осмелюсь вернуться в Брендон, на глаза десять лет не видевшего меня отца. Только… В самом ли деле здесь прошло десять лет?» От внезапно пришедшей на ум мысли дохнуло могильным холодом. Вспомнились истории о дураках, попавших в зачарованные эльфийские чертоги и вернувшиеся из них только спустя тысячу лет, когда от их друзей, родственников, возлюбленных остались лишь кости в могилах.
Привратник, продолжая его изучать, выругался:
– А меч тебе наохрена? Психопат? Из дурки сбежал? Или ты реконструктор, мужик?
– Меч для красоты, ты не дергайся, старина. В труппе играю, народ веселю, а сюда вышел воздухом продышаться. Отсюда и обноски – такой, извиняй, достался спектакль, – сообщил ему Гледерик, стараясь улыбаться как можно небрежнее.
Сперва ему показалось, стражник, как и обитатели Регеда, разговаривает на чужом ему языке, сделавшемся понятным благодаря магии – но нет, привратник пользовался родным для Гледерика северным наречием, принятым от Иберлена до Эринланда и Винного моря. Только произносил слова с немного непривычным выговором… да и не все из этих слов оказались понятны.
– А в кровище ты почему? – спросил охранник. – С кем ты дрался, урод?
– Это все бутафорское, расслабьтесь. Клюквенный сок. «Выгляжу я, наверно, и правда погано». Прежде, чем привратник успел бы снова заговорить, Дэрри спросил: – А чего тут так тихо? Почему замок закрыт?
– Долбанутый? Бухал? По голове шибанули? – почти с сочувствием поинтересовался охранник. – Тихо, потому что ночь на дворе. Королевский музей с десяти утра открывается, сейчас кассы закрыты, раньше утра можешь не приходить. И учти, если чего спереть решил или нарываться захочешь, у меня ствол заряжен. Мигом нашпигую свинцом, дернуться не успеешь.
«Я и не думал, что эта штука у тебя в кобуре для красоты – а вот какой ты стрелок?»
– Расслабьтесь, любезный, – протянул Дэрри. – Разве я напоминаю вам вора?
– По мне так, больше всего и похож, еще и говоришь, как поехавший, – охранник перебросил свой странный факел, больше всего напоминавший электрические реликвии Древних из старых книг и скорее всего им и подобный, в левую руку, а правой вытащил из кобуры пистолет и навел на Гледерика. Раздался тихий щелчок, черный ствол смотрел на Дэрри прямо в упор. – По-хорошему, – продолжал привратник, – мне проблемы не нужны, а бомжара с оружием, задающий тупые вопросы и ломящийся мне в дверь, проблемами так и разит. Мне бы стоило вызвать копов, но, к твоей радости, по ящику через полчаса станут крутить «Последнего Кардана», – при этих слов Гледерик чуть не дернулся, но промолчал, – и я хочу посмотреть. Так что проваливай отсюда к чертям собачьим, дружок, и пойди протрезвей. Не порть мне вечер, как человека прошу. А если накатаешь жалобу, скажу, что тебя отродясь не видывал. Сдается мне, поверят не тебе, а мне.
Он ухмыльнулся и шумно дохнул спиртным. Похоже, односолодовый виски, наметанным нюхом определил Дэрри – вот и объяснение, почему этот парень настолько на взводе. Хотя, конечно, сам он хорош – стучится к нему, весь в пятнах засохшей крови, в каких-то обносках, с мечом на пояса, а мечи тут, похоже, не принято больше таскать посреди улицы. «Что же случилось с Иберленским королевством, покуда я путешествовал по Регедскому?» Покаянно кивнув, Дэрри начал разворачиваться, намереваясь уйти, а потом решился и все-таки спросил:
– Я мигом свалю, честное слово, только скажите – какой сейчас год?
– Последнюю память пропил? – охранник вздохнул и спрятал в кобуру пистолет.
– Можно и так сказать, – Гледерик не ощущал ничего, кроме беспредельной усталости и желания найти какой-нибудь угол, чтобы заснуть, пусть даже это окажется ночлежка, бродяжий притон, а должны же найтись в этом странном Тимлейне и они. – Вы не представляете, – сообщил он, – какой длинный и поганый у меня выдался день.
Охранник вздохнул, меняя гнев на милость:
– Все-таки дрался, а?
– И не с одним человеком, вы уж поверьте. С целой армией, мне сдается.
– Что ж, у кого не бывало поганой молодости, тот вовсе не жил, – снова вздохнул охранник, застегивая кобуру и поигрывая своим странным светильником. Похоже, пьяный гнев сменился у него пьяным же добродушием – и Дэрри решил воспользоваться этим. – Заходи, тут все равно скука смертная до утра, а у меня еще две бутылки шоненгемского остаются. Привез из отпуска, а распить не с кем – друзья не разговаривают, жена, скотина, ушла все к тем же друзьям. Скоро кино начнется, хочешь кино посмотреть? – Гледерик на всякий случай кивнул, хоть и не совсем понимал, о чем идет речь. – Хорошее кино, про последнего из старых королей, из прежней династии, как он трон возвращал и как Драконий герцог с ним бился. Отличный фильм, с лошадками, битвами, мечами как у тебя – этой вот всей ерундой. – Уже перешагнув порог своей караульной и приглашая Гледерика войти, ночной сторож Королевского музея Тимлейна сказал: – А что касается года, приятель, то на случай, если тебе и правда мозги отшибли, сообщаю. Пять тысяч сто девяносто восьмой от Рождества Создателя на нашей грешной земле. Месяц июль, тридцатое число. Не стой столбом, сквозняка надует.
Дэрри поспешно кивнул, надеясь, что его лицо не отражает никаких неуместных чувств, и зашел в караульную. Сторож глядел на него со смесью сочувствия и опаски, пахло спиртным и горячей едой, радовала глаз в уголке застеленная цветными простынями кушетка, а стоявший в углу прямоугольный ящик, сделанный из незнакомого материала, показывал одной своей стороной цветные движущиеся картинки, ничем не отличимые от живых. Не читай Гледерик в тарагонских и паданских книгах про изобретения Древних, решил бы, что маленькие человечки в самом деле пляшут и танцуют прямо перед ним, разместившись под крышкой, за прозрачным стеклом.
На всякий случай он решил ничему здесь не удивляться. Мир изменился, и это вовсе неудивительно. В конце концов, со дня, когда в этом самом замке Артур Айтверн, его дальний родственник и такой же, как и он сам, потомок Драконьих Владык, сразился с Гледериком и пронзил его насквозь мечом, минуло добрых двести пятьдесят лет. Двести пятьдесят лет и еще чуть больше шестидесяти дней. Если Гайвен Ретвальд и умудрился вернуть себе иберленский престол, то он все равно безнадежно мертв, как мертвы все люди, которых Дэрри когда-либо знал, включая брошенного им и забытого родного отца, оставшегося в навсегда теперь недоступном доме.