Призрачный сфинкс
Шрифт:
Тоже вполне солидное, всесторонне аргументированное и весьма правдоподобное объяснение. А что, в древней Индии жили весьма неглупые люди.
Чудо – это явление, происходящее по неизвестные нам законам. Неизвестным – пока. До поры. Из этого и надо исходить.
Доктор Самопалов сел на стул у кровати и бесстрастным голосом произнес:
– Ну, давайте, выкладывайте о сирруше. А эту вещь я вам верну при выписке.
– Оставьте себе, Виктор Палыч, мне она не нужна, – отозвался Ковалев.
– Это все знаки, демонстрация… Вдалбливают, как тупым школьникам.
– Кто вдалбливает?
– Она и вдалбливает – пустота. Хотя я и так не сомневаюсь. И насчет творения мы тоже… Иллюзии, порождающие другие иллюзии… Иллюзии иллюзий, творящие
– Так это земной зверь или марсианский?
– И марсианский, и земной, и еще в сотне разных миров водится. Драконы – это… – Ковалев пошевелил пальцами, словно силясь подобрать нужные слова, но так и не подобрал и, ссутулившись и положив руки на колени, начал медленно раскачиваться.
Психиатр опустил плитку в карман своего халата и еще раз заверил:
– При выписке верну, можете не сомневаться.
Он собирался показать эту диковину специалистам.
Ковалев слабо усмехнулся и тихо, но внятно произнес:
– Я Демиург, Виктор Павлович. А демиург может создать все, что ему заблагорассудится. При желании. Но не всегда такое желание есть… А временами такая тоска накатывает, таким все ненужным кажется… И хочется плюнуть на все и растереть… навсегда!
Ковалев перестал раскачиваться и застыл, судорожно сцепив пальцы. Доктор Самопалов внимательно посмотрел на него, раздумывая, стоит ли продолжать разговор, и, поколебавшись, все-таки сказал:
– Я навел справки о космическом аппарате «Арго». Как вы просили. Это беспилотный космический аппарат. Там нет экипажа.
Ковалев расслабился, положил ногу на ногу и, прищурившись, устремил взор в окно, где сквозь зелено-желтую листву виднелось бледно-голубое небо.
– Вернее, нет сведений об экипаже, Виктор Палыч, – уточнил он. – Хотя… Возможно, и на самом деле никого там нет, и корабля такого нет… Ничего нет, Виктор Палыч! Кому-то на мгновение приснился какой-то сон, но мгновение прошло – и сон исчез. Вы думаете, мы тут с вами на самом деле сидим и разговариваем? Нет, это просто кому-то кажется, что мы сидим и разговариваем… Может быть, это я придумал, что мы с вами сейчас сидим и разговариваем, а, Виктор Палыч? Вы такое допускаете?
– Допустить можно многое, – дипломатично ответил психиатр. – Все зависит от ситуации.
– Именно, – кивнул Ковалев. – Что-то внутри меня сказало: «Твори». Или это я сам себе сказал. И творю… Вы же читали в газете про этих парней из спецчасти, – это прозвучало то ли как вопрос, то ли как утверждение.
Доктор Самопалов некоторое время молчал, покусывая губу, потом задал встречный вопрос:
– А вы?
– Конечно, нет. Откуда же у меня газеты? Да мне это и не надо, я и так знаю. Я даже наперед знать могу, Виктор Палыч! И без всякого тумана, полунамеков, а совершенно конкретно о совершенно конкретном человеке. Настоящие пророчества всегда сбываются…
«Проскопия? – подумал доктор Самопалов. – Ко всему прочему – еще и проскопия?.. В информационном поле содержатся сведения о будущем?»
– Не хотелось бы вас огорчать, Виктор Палыч, – продолжал Ковалев, по-прежнему с прищуром глядя в окно, – но в самом скором времени вы будете ранены. Знаете, как в этих тупых америкосных фильмах, – в мякоть, навылет, в левое плечо. В общем, просто заденет чуть-чуть. Если только какого-нибудь другого выбрыка не случится.
– Вот как? И кто же и при каких обстоятельствах меня ранит? И где это произойдет?
– Не знаю… Ничего не знаю… Это что-то во мне… внутри…
Ковалев вдруг повалился на бок, зарывшись лицом в плоскую больничную подушку.
Доктор Самопалов резко поднялся со стула, склонился над пациентом, нащупал пульс. Пульс едва-едва угадывался. Психиатр быстрым шагом вышел в коридор, намереваясь позвать медсестру, а из палаты слабо донеслось:
– Это все он… Марсианский призрак…
13. Пророчество
Все ярче и ярче, красными огнями светофоров, разгорались во тьме зловещие глаза. Его несло к ним, его неудержимо тянуло к ним, и он знал, что там – остановка, конец, страшный и неотвратимый финал его жизненного пути, сказавшегося таким коротким… Но пронизал темноту чистый детский голос, поющий чудесную песню, – и, вязко колыхнувшись, расступилась липкая темнота, и красные глаза-огни вмиг поблекли и растворились, не выдержав света, хлынувшего подобно живой воде из прекрасной чаши небес. И песня стихла, уступив место другим звукам – где-то поблизости размеренно стучали чем-то металлическим и слышалось конское ржание.
Он уже покинул зыбкий мир сна, но не решался пока открывать глаза, втайне надеясь, что кони – это по телевизору в соседней комнате, а стук… ну, наверное, Димка балуется какими-нибудь железяками.
Однако он уже прекрасно понимал, что нет и не может быть здесь никакого телевизора, и Димки тоже нет. И это не Димка играет в свои игры, а кто-то или что-то играет с его, Димкиным, отцом в королевство Таэльрин.
Сергей открыл глаза, уже зная, что увидит.
И увидел. Высокий, потемневший от копоти свечей и факелов потолок из широких, тщательно оструганных досок. Стены, увешанные неяркими гобеленами с вязью вычурного орнамента наподобие того, что украшал бока кувшинов с магическим зельем; за гобеленами скрывались холодные каменные глыбы, из которых была сооружена башня замка. Широкая деревянная скамья у стены, а на стене, на высоте человеческого роста, – два меча в ножнах и кинжал с тускло поблескивающей рукоятью. Кресло с высокой спинкой у массивного стола с витыми бронзовыми, давно нечищенными шандалами; толстые желтоватые оплывшие свечи в шандалах не горели. Да в этом и не было необходимости, потому что за распахнутыми створками квадратного, углубленного в стену небольшого окна расплескалось солнечное утро. Под окном стояла еще одна скамья, и на ней были разложены вещи, резко диссонирующие с окружающей обстановкой, явно выпадающие из общего тона помещения: круглый зеленый шлем с прозрачным щитком и черной закорючкой микрофона, внушительного вида бронежилет, автомат, «кошка» и прочее снаряжение бойца спецподразделения, выезжающего на задание. Приподняв голову, Сергей обнаружил свою одежду – она была развешена на спинке кровати, в изножье. Кровать была хоть куда – широкая, сооруженная из толстенных брусьев, лишь слегка приукрашенных резьбой, с жестковатой плоской подушкой, обтянутой светлой льняной наволочкой, и таким же не очень-то мягким матрацем – подлинное ложе воина-защитника, а не впустую прожигающего жизнь какого-нибудь столичного бездельника. Комната была гостевой, но те, кто наносил визиты лонду Гарраксу, видимо, не принадлежали к числу неженок.
Откинув жестко шуршащее легкое одеяло, Сергей сел и опустил ноги на пол, покрытый неброским, под стать гобеленам, ковром, кое-где заляпанным желтыми пятнышками воска. За окном, внизу, по-прежнему то и дело стучали по железу, и доносились оттуда чьи-то голоса.
Сергей машинально взглянул на свои наручные часы: девять семнадцать. Еще вчера он убедился в том, что местные сутки вроде бы соответствуют… нормальным. Только это «девять семнадцать» там, откуда они провалились в неведомое доселе королевство Таэльрин, было девятью вечера, а не утра. Спать они улеглись вчера в начале одиннадцатого, значит проспали достаточно для того, чтобы хорошенько отдохнуть после вчерашних, довольно утомительных, лесных переходов-переездов. И утомительных не только для тела…