Призрачный сфинкс
Шрифт:
– Я этого не говорил, – возразил арестованный. – Да, нас создали высшие силы. Создали – и удалились, и больше не вмешиваются в нашу жизнь. Они просто дали толчок, заложили основы…
– Бред! – вскипел Главный Дефенсор. – И очень опасный бред! Ты замахнулся на наше научное мировоззрение, и я, наверное, поспешил признать тебя не сумасшедшим. Ты просто болен. Только больной может пренебречь единственно правильной аксиомой о бесконечности нашего мира во времени, не предусматривающей никакой возможности сотворения, только больной может усомниться в теории эволюции на основе борьбы за выживание и естественного отбора, только
– Хорошо, – тихо произнес еретик. – Возможно, с вашей точки зрения я действительно больной. По крайней мере, не такой, как другие. Но ответьте, пожалуйста, на один вопрос: почему окружающий мир так хорошо приспособлен к нам?
– Это не мир приспособлен к нам, а мы приспособилась к миру. Как гласит теория эволюции, развитие началось…
– Именно мир приспособлен к нам. Потому что высшие силы создали одновременно и нас, и мир для нас. Наш мир вместе с нами – их следы. Следы ушедших. «Мы – забытые следы чьей-то глубины», – такие слова я когда-то прочитал.
На некоторое время Главный Дефенсор потерял дар речи. Он не мог припомнить случая, чтобы кто-нибудь осмелился перебить его. И все-таки он сумел сдержать рвущийся гнев – стоило ли гневаться на того, кто явно был ненормальным?
– Мы с тобой говорим на разных языках, – Главный Дефенсор с сожалением взглянул на сумасшедшего. – В мире нет ничего, кроме движущейся материи. Ни-че-го. Никаких высших сил. Это аксиома. Жаль, что ты попал в мое ведомство.
– Почему?
– Потому что ты не в своем уме. Но говорил ты свои безумные речи не бессловесным цветам, а менялам, запоминателям, отстраненным. Ты нарушил закон и поэтому…
– Чем я нарушил закон?
Главный Дефенсор решил не обращать внимания на вопиющую дерзость арестованного. В конце концов, тот был обречен.
– Твои идеи вредны и опасны для общества, – терпеливо сказал он. – Если и мы, и мир порождены некими высшими силами, то они в любой момент могут вмешаться в наши дела. Так стоит ли быть законопослушными, стоит ли честно трудиться во имя державы, стоит ли выполнять волю Главенствующего Совета, если наше завтра непредсказуемо и все может измениться в каждое мгновение? Твои идеи ненаучны, ложны, подстрекательны и подлежат безоговорочному осуждению и искоренению. Не берусь решать за членов суда, но, думаю, они прислушаются к моему мнению и ты будешь публично сожжен на Цветочной площади.
– Но за что?!
– За то, что сеешь смуту. Понимаю, ты не виноват – виновата болезнь, – Главный Дефенсор участливо покачал головой, – но без публичного сожжения, боюсь, не обойтись. Общество должно еще тесней сплотиться вокруг Главенствующего Совета и убедиться, что нет пощады носителям ложных идей. Ты не виноват – виновата болезнь, – повторил Главный Дефенсор, – поэтому обещаю: тебе дадут яд, когда ты взойдешь на костер, и ты не почувствуешь боли. Это все, что я могу сделать для тебя.
В кабинете наступила тишина. Главный Дефенсор вновь отошел к окну, а еретик, опустив голову, молча стоял у двери.
И лишь когда стражники уводили его, он сказал напоследок:
– Когда-нибудь все поймут, что прав именно я, а не ваша единственно верная и неоспоримая наука.
Дверь закрылась.
– «Твердыню Истины стремились пошатнуть? Безумные… Она – несокрушима»…
Главный Дефенсор любил цитаты. И не только чужие.
…И запылал костер на Цветочной площади – под треск барабанов и вой труб. Главный Дефенсор сидел в кресле на возвышении и хорошо видел, как вдруг качнулась и безвольно поникла голова еретика. Главный Дефенсор сдержал обещание: еретик принял яд и умер без мук.
Толпа безмолвствовала.
Костер полыхал на Цветочной площади в глубине давней-предавней мусорной свалки, затерянной в молчаливых пространствах неумолимо расширяющейся Зоны. Над Зоной звездой полынь сияло равнодушное солнце…
– Ты что это? Ты что? – неустанно твердил Левченко, сидя на ничейной пока кровати напротив неподвижно лежащего Ковалева, называющего себя Демиургом. – Ты что?
И вновь – распахнулось, ожило…
…Огромный шатер вознесся над уснувшей землей, и на черной ткани шатра сияли звезды – прекрасные светильники Божии, зажженные Господом на тверди небесной в четвертый день творения. Под звездным небесным шатром в лунном свете блестела гладь Иордана и виднелись на его берегу другие шатры – стан сынов Израилевых, что вырвались из плена египетского, сорок лет блуждали по пустыне и вот – дошли, наконец, до обещанной Господом земли хорошей и пространной, где течет молоко и мед. Там, за Иорданом, простирался Ханаан, земля обетованная, и над пальмовым оазисом возвышались мощные стены Иерихона, которым суждено было рухнуть под натиском сынов Израилевых.
Догорали костры возле шатров двенадцати колен Израилевых, иногда сонно блеяли овцы и порой нарушал тишину плач младенцев, и посреди стана, покрытая бараньими кожами, красными и синими, стояла скиния собрания, окруженная бронзовыми колоннами, – и покоился в ней ковчег завета из дерева ситтим, обложенный чистым золотом и внутри, и снаружи – трон Яхве в доме Яхве…
Сколько лет, сколько лет!.. Долгий путь из города Раамсеса, иэ земли Египетской, голод и неверие, мятежи и битвы… Но – дошли. Дошли, как и обещал когда-то Яхве, подавший голос Свой Моисею из пылающего, но не сгорающего тернового куста, там, в пустыне, у подножия горы Хорив…
Увы, не всем открыт путь в благословенную землю Ханаанскую. «А сыны ваши будут кочевать в пустыне сорок лет, и будут нести наказание за блудодейство ваше, доколе не погибнут все тела ваши в пустыне…»
Тяжело вздохнул Моисей, и вздох его разнесся по шатру, колыхнул слабое пламя светильника.
«Не войдете в землю, на которой Я клялся поселить вас, кроме Халева, сына Иефонниина, и Иисуса, сына Навина».
Вот он, Ханаан, – за Иорданом. Стоит только переправиться на ту сторону, овладеть Иерихоном.
Но – нет ему дороги за Иордан. Не нарушить волю Господа. Войдет туда Иисус, сын Навин, верный соратник и преемник, на которого он, Моисей, возложил руки свои и дал ему наставление, как говорил Господь…
Вот они вдвоем в шатре, сидят на коврах, напротив друг друга, лицом друг к другу – он, Моисей, – и Иисус, сын Навин, не дрогнувший, как Аарон, не предавший, как Корей, и Дафан, и Авирон, и Авиан… Храбрый воин, разбивший амаликитян. И Сигона, царя Аморрейского, и Ога, царя Васанского, и Валака, царя Моавитского, и пятерых царей Мадиамских… Преданный служитель Моисея, один из избранных его. Преемник.