Призрачный
Шрифт:
– Это и есть застывшее западное море? – спросил Свистун.
– Нет, – ответил Фаолан. – До западного моря еще идти и идти.
– Тогда что это? Ледник? – спросила Банджа, с опаской покрепче обнимая свою малышку.
– Нет. – Фаолан прижал лапу к снегу, а потом поднял, оставив отпечаток из переплетающихся мерцающих линий, похожий на комету, которая устремилась к земле. – Это Хрустальная равнина. Каждая из снежинок настолько суха, что идеально отражает свет. Днем здесь будет настолько ярко, что мы не сможем прокладывать себе путь, иначе ослепнем, как спотыкающийся среди звезд Бизар. Так что давайте двигаться дальше прямо сейчас, а ближе к рассвету остановимся и выроем себе логово для отдыха. Чтобы перейти
В воздухе повис вопрос, но никто не осмеливался его задать. Что они будут делать, когда дойдут до западного моря? Если его нельзя переплыть, то как вообще добраться до Синей Дали?
Одни за другим животные ступили на Хрустальную равнину. Стояла ясная, спокойная погода, без малейшего дуновения ветерка, и вокруг царила тишина. Звездная гладь мерцала и переливалась, убаюкивая мерно шагающих путников своим спокойствием.
Вдруг они остановились, как вкопанные, и устремили взоры вдаль, где над равниной повисла загадочная дымка, сквозь которую просвечивали яркие расплывчатые фигуры. Все, от мала до велика, сердцем, костным мозгом или желудком почуяли присутствие призраков. Прищурившись так, что глаза превратились в зеленые, янтарные или угольно-черные щелочки, они вглядывались в полупрозрачные очертания, узнавая в них тех, кто когда-то был им очень дорог. Разглядев среди призраков Намару, а рядом с ней Уну и Брайгин, Катрия с Эйрмид завыли грустную траурную песню, которую волки называют глаффлинг. Гвиннет прямо в воздухе сложила крылья вверх и склонила голову – таков был жест почтения под названием «поклон Глаукса». Медвежата закричали «Мама! Мама!» и бросились по искрящемуся плотному снегу навстречу лохину своей матери Бронки. Перья, которые они воткнули себе в загривок, затрепетали. Эдме отвернулась, чтобы смахнуть слезы, покатившиеся из глаза, когда она увидела свою наставницу Моргунью.
Вереница лохинов сияла в ночи так ярко, что по сравнению с ними Хрустальная равнина казалась тусклой. Из общей процессии выделились звездная волчица с широкими плечами загоняющей и огромная медведица. Обе они когда-то кормили своим молоком маленького волчонка-малькада, который вырос сильным и возглавил поход выживших в катастрофе за пределы страны Далеко-Далеко.
– Мама! Гром-сердце! – воскликнул Фаолан.
Мхайри и Дэрли подошли к нему поближе и вместе опустились на колени.
«Но где же Сарк? – подумала Гвиннет, нарезая круги над призрачным сиянием и вращая головой по сторонам. – Ах, Сарк, где же ты?» Тут она вспомнила, что Сарк не верила в существование лохинов или скрумов. «Все это полная чушь», – повторяла она неоднократно. Масковая сипуха даже заплакала – так ей стало горестно от того, что она больше никогда не увидит свою подругу.
Призраки вспыхнули в последний раз и растворились в ночи так же мгновенно, как и появились. Восемь волков, два щенка, медвежата и сова продолжали путь в полной тишине. Каждый думал о том, что покидает известный им мир.
Страна Далеко-Далеко осталась позади. Впереди лежала Синяя Даль.
За час до рассвета, когда последняя звезда под названием Хилгин начала клониться к горизонту и растворяться в серых сумерках, Фаолан отдал приказ остановиться.
– Сделаем привал здесь. Скоро взойдет солнце, а нам нельзя на него смотреть!
– Но здесь нет никаких пещер и нор! – сказал Свистун, оглядываясь по сторонам.
– Мы сами построим себе пещеру.
– Построим? – спросила Эйрмид, и все волки в недоумении переглянулись. Даже само слово «построить» было для них непривычным. Строить гнезда могли птицы, но волки… как что-то могут строить волки?
– Я покажу вам как, и у вас все получится, обещаю.
Фаолан принялся усердно рыть передними лапами. Снег взметался в воздух облачками и приземлялся позади него. Вскоре за спиной волка выросла небольшая куча.
– Подходите поближе, сейчас покажу. Вы тоже копайте, только старайтесь сгребать снег в эту кучу.
– Сколько нужно снега? – спросила Мхайри.
Фаолан остановился и посмотрел на медвежат.
– Тоби и Барни, встаньте на задние лапы. Куча должна быть высотой по вашу холку. Потому что мы все должны там поместиться.
Когда снежный холм вырос достаточно большим, Фаолан сказал:
– А теперь нужно его утрамбовать. Медвежата, у вас самые широкие лапы. Начинайте утаптывать снег сверху, чтобы он стал очень плотным. Мы вам поможем. А ты, Гвиннет, хлопай крыльями по стенам, чтобы они не обваливались.
Много времени это не заняло. Фаолан проверил лапой прочность снежного холма.
– Снег должен немного улежаться, прежде чем мы выроем туннель.
– Туннель?
– Да, туннель. Мы выроем холм изнутри, чтобы нам было где укрыться.
Когда снег сцепился, Фаолан начал рыть туннель.
– Миррглош и Моди, вы тоже помогайте. Волчата могут протискиваться в туннель рядом со мной, чтобы расширять его по бокам.
К рассвету снежная пещера была готова. Это было поразительное сооружение, подобное которому никто из них никогда не видел и внутри которого никто никогда не спал. Но в нем оказалось удобно – оно защищало от ветра и, что самое главное, от ослепительных лучей солнца.
Вскоре все они стали настоящими мастерами по постройке необычных снежных пещер с полукруглым куполом. Тоби с Барни научились очень плотно утаптывать снег, а Мирр с Моди ползали по бокам от того, кто прокладывал туннель, и расширяли проход. Гвиннет же неплохо рыла снег своими длинными, острыми когтями.
– Подумать только! – сказала она однажды на рассвете, вздымая клубы снега. – Когда-то рыть доверяли только кроличьим сычам. Считалось, что остальные совы рыть не умеют. Попробовали бы они это сказать, посмотрев на меня!
Весь день путники спали в снежной пещере, а вечером, когда солнце опускалось за горизонт, выбирались наружу и продолжали путь по Хрустальной равнине.
Во главе шел Фаолан, оставляя на искрящемся снегу следы со спиральной отметкой. Эдме, которая знала Фаолана лучше других волков, очень часто замечала несвойственные ему повадки и выражения. Иногда ей казалось, что в Фаолана вселились какие-то другие существа, и временами они едва ли не проглядывали сквозь его шкуру. И еще ее одновременно беспокоила и утешала кость, которую она несла в зубах. Выглоданные на ней знаки были прекрасными, но она едва понимала их. Это были знаки древнего волчьего языка, а на этом языке она знала лишь несколько выражений, сохранившихся в речи нынешних волков. Она догадывалась, что это часть какой-то очень важной древней истории, теряющейся во тьме веков.
А вот Фаолан часто говорил какие-то фразы на древнем волчьем языке, которые никто из других волков не понимал и которые могли быть известны лишь тем, кто жил в те далекие времена.
Эдме в очередной раз посмотрела на шедшего рядом Фаолана.
Загадочная боль в задней ноге по-прежнему беспокоила ее, но она к ней привыкла. И идти стало легче.
Эдме подумала, что эта боль каким-то образом связана с костью, которую она несет. «Интересно, если я перестану ее нести, захромаю ли я снова?» – спросила она себя.