Призрак Адора
Шрифт:
Он, помедлив, кивнул. Я в свою очередь кивнул Ноху, и спустя какое-то время к циновке с Тамбой неслышно скользнула чернокожая девушка. С прекрасным, гибким и сильным телом, с детским, ясным лицом и с болью в глазах. Я как мог рассказал ей о том, как действует мазь, попрощался с новым знакомцем и вышел.
Ночью почти не спал, дрожал, как в лихорадке. Перед глазами стоял Каталука. Мой спутник – силач, с чистым и мощным басом – и огромной душой. Друг, ценой своей жизни избавивший меня от жуткого, невозможного, страшного выбора. Я хотел плакать – и не мог. Лежал, стучал зубами.
Утром послышался злой и протяжный крик: охранник поднимал рабов на работу. Моя команда вместе со всеми вышла на широкий утоптанный круг.
– Что за дьявольские чудеса! – раздался вдруг хриплый рёв.
Хосэ. Ходит, смотрит в лица матросов, обнажив в недовольном оскале крупные зубы.
– Все здоровы, – громко проговорил я. – Лекарь нашёл нужные травы. Готовы работать. Дон Джованьолли будет доволен.
– Алим! – прорычал Хосэ в сторону охраны. – Привези на плантацию ещё тридцать мачете!
Но вдруг досада на его лице сменилась зловещей улыбкой.
– Алим! Поставь этого с Ари, – радостно приказал он, указывая на Ноха.
Понятное дело. Старичок маленький, хилый. И половины не нарубит. Много должен получить Тамба ударов сегодня вечером, много.
Ноха выбрал. Это хорошо. Не знает ещё, что Нох-то только на вид старичок. Второй раз оступился неистовый зверь. Это обнадёживает. Всё хорошо идёт, Томас, всё хорошо.
После быстрого завтрака мы выстроились в линию и побрели по широкой и ровной тропе. (Сколько же ног прошли здесь, чтобы пробить её среди джунглей!)
Вот и плантация. Острится срезанными пеньками тростника часть огромной поляны. Зелёной стеной стоит свежий тростник. Всходит солнце. Нас разбили на пары, первым дали мачете, вторым показали, куда относить стебли. Разъехались в стороны на сытых, гладких лошадях пятеро охранников с мушкетами. Молча пронеслись и рассыпались в зарослях бодрые, белые псы. Пошла работа.
Часа через два я вдруг увидел – едут вдоль цепочки взмахивающих большими ножами людей сам дон Джованьолли, с ним Хосэ и ещё кто-то. Бросив мачете, я рванулся, отыскивая Бариля, нашёл, схватил кусок жёсткой лианы и, успев прошептать: “Терпи, боцман!”– принялся что есть силы хлестать его по спине.
Приближался сбоку наш чудовищный властелин, удивлённо смотрели на меня двое его сопровождающих, мерно взмахивали мачете мои надёжные, мои родные, в красных, цвета крови, рубахах, матросы, а я бешено, со всей силы хлестал Бариля палкой и бормотал:
– Терпи, боцман, терпи, терпи!..
Бариль упал. Я выпрямился, сделал вид, что сейчас только заметил хозяина, и бросился к нему. Не добежав до лошади нескольких шагов, встал, поклонился.
– Интересно! – воскликнул радостно дон. – Вылечил всех?
– Всех, синьор Джованьолли.
– За ночь?
– И за вечер, синьор Джованьолли.
Он перегнулся через луку седла, посмотрел на меня, на поднявшегося и громко простонавшего Бариля. Спросил подозрительно:
– А ради чего ты так стараешься?
– Я хочу, чтобы вы назначили меня управляющим здесь, как Хосэ.
– Разве мне будет от этого польза?
– Будет, синьор Джованьолли. И немаленькая. Я хочу вам сказать, что при правильной организации работ можно увеличить количество собираемого тростника ровно вдвое. Я хочу, чтобы вы позволили мне это доказать. Завтра же. Я хочу, чтобы вы получали вдвое больше рома при тех же затратах. И чтобы ваш доход, синьор Джованьолли, увеличился также вдвое.
– Это меня не интересует, – равнодушно обронил он и тронул поводья.
– Это не интересовало вас, пока не появился здесь я!
– Вот как? – сказал он и попридержал двинувшуюся лошадь. Ну, хорошо. Выкладывай, что ты придумал.
– Вы считаете, что количество пиратов в Адоре неизменно, – старательно принялся я объяснять. – Стало быть, постоянно и количество их желудков. И количество рома, выпиваемого ими, давно вами, синьор Джованьолли, определено. Поэтому, если увеличить сбор тростника, а с ним и производство рома вдвое – его некуда будет девать.
– Так-так. Но ты всё же предлагаешь сбор тростника увеличить. Говори – почему.
– Мой лекарь – а он, как вы смогли убедиться, толк в травах знает, сообщил мне, что видел здесь растения, добавка которых в ром сделает его более крепким, и пряным, и ароматным. Бархатным! Такого рома нужно будет делать половину от всего количества, и продавать его уже не для питья.
– А для чего же?
– Для торговли.
– Что-о? Пираты будут торговать ?
– Пираты не будут. А вот Август будет. Качественный ром ценится втрое, а то и вчетверо дороже обычного. Август считать умеет. Заплатив вам за него пиастр, он выручит на нём два.
Дон Жаба молчал, играя перстнями. Я осторожно продолжил:
– Будет разумно, если вы дадите мне задание расчистить, отвоевать у джунглей новую плантацию, высадить тростник и заняться производством бархатного рома. Мы сделаем замечательный ром, алле хагель, или я съем собственную печень. Он будет знаменит во всех южных морях! Мы его назовём “Ром Джови”.
– Завтра, – дон вытянул палец с красным огнём в сторону Хосэ, – отдай всех под начало Тому. Всех, и негров. Сделай всё, что бы он ни сказал. Сам можешь съездить в Адор. Вечером, если сбор тростника окажется больше обычного вдвое, познакомь с ним собак, дай лошадь, мушкет и объяви остальным, что он – мой человек, и не просто охранник, а управляющий.
Уже отъезжая, он обернулся и спросил:
– И, Том, ты уверен, что при прежних затратах мой доход увеличится вдвое?
И вот тут я допустил ошибку, которая могла перечеркнуть всё достигнутое и даже стоить мне жизни: демонстрируя предельную искренность, я увлёкся и проявил излишнюю откровенность.
– Думаю, что не вдвое. Вчетверо или впятеро в первый же год.
– Хо-о! И это как же?
– Эта мысль не для всех.
Он подъехал ко мне, наклонился.
– Август повезёт продавать ром, – тихо заговорил я. – Мы незаметно выясним – куда. Потом станем возить туда ром сами. И не он будет зарабатывать два пиастра на пиастре, а мы будем иметь четыре пиастра на пиастре. Для этого хорошо бы вам завтра купить мой корабль. Во-первых, капитану он не нужен – я слышал, он сам предлагал. Во-вторых, все знают, что корабль был заразный. Продаст за гроши. Вчетверо, синьор Джованьолли, в первый же год. Вчетверо!