Призрак большого города

Володарская Ольга Геннадьевна

Аня за любовника порадовалась, но через какое-то время ее стало одолевать чувство обиды. Что ж он ей-то не сообщил? Мог бы позвонить в гостиницу, номер у него есть, и донести до ее сведения, что вместо него приедет другой. Ведь она ждала его. А он говорил, что Аня для него не просто удобная во всех отношениях любовница командировочного периода, а женщина, к которой он прикипел душой. В общем, решила она сама с ним связаться. Номер телефона секретариата завода она узнала легко и, набрав его, попросила соединить ее с директором. Барышня, сидящая на телефоне, сообщила, что Виктор Анатольевич на совещании. Настя просила передать Виктору Анатольевичу, что с ним желает поговорить

Андреева, секретарша обещала это сделать, но прошла неделя, а от любовника вестей так и не поступило.

Пришлось попытку повторить. А затем еще раз. Но результат был тот же: Виктор Анатольевич был либо на совещании, либо в министерстве, либо на производстве. Аня оставляла для него сообщения, и их якобы передавали, но отец росшего в ее утробе дитятки так ни разу ей и не позвонил.

Анна сделала вывод, что в новой жизни Витюши ей больше нет места (а коль так, то и ее ребенку), и запретила себе о нем вспоминать. А то от всей этой нервотрепки чадо может нервным родиться!

Срок подходил к концу, а имени для дочки Аня так и не выбрала. Зато она много гуляла, хорошо питалась, принимала витамины. А еще слушала классическую музыку, смотрела только добрые фильмы и читала вслух детские книжки. По ее мнению, все в комплексе должно было благотворно сказаться на ребенке.

Однажды, когда Аня читала сказку Андерсена «Снежная королева», она решила назвать свою дочку Гердой. Чтоб девочка выросла такой же смелой, самоотверженной, доброй и счастливой. Имя это было скандинавское. Переводилось как Защитница. И звучало красиво. Как само по себе, так и в сочетании с фамилией – Андреева.

Родилась Герда в положенный срок. Здоровенькая и симпатичная. У других мамочек детки родились нескладные: у кого голова баклажанчиком, у кого мордашка сморщенная, у кого ножки толстущие, а Анина девочка с первых дней была ладненькой, или, как выразилась бы мама-покойница, справной. И характер сразу проявила невздорный. По пустякам не капризничала, но и забыть о себе не давала.

Выписавшись из роддома, Аня вернулась в свою маленькую квартирку, доставшуюся ей от одной из старых дев, и стала поднимать на ноги Герду. О своем материнстве она сестрам до поры не рассказывала. Но когда пришло время девочку крестить, оказалось, что в крестные взять некого, и Аня решила рассекретиться. Лена, родная сестра, приехать не смогла, она на Камчатке жила. А вот двоюродная, Вера, явилась. С маленьким Костиком, которого не на кого было оставить. Она стала крестной Герды…

Крестной, а спустя шесть лет и приемной мамой.

Аня умерла в возрасте тридцати четырех лет от рака легких, хотя никогда не курила и на вредных производствах не работала. Сгорела за несколько месяцев. Все думала, что бронхит не долечила и не ходила к врачам. Занималась самолечением: пила бромгексин, ставила на грудь горчичники, грелась над картошкой. Когда хворь не прошла, обратилась-таки к специалистам. Диагноз ей поставили сразу. Рак. Сказали, жить осталось месяц. От силы – полтора. Но Аня продержалась три. А все потому, что не знала, на кого оставить ребенка. И вот когда стало ясно, что Вера возьмет Герду, Аня со спокойной душой умерла.

Глава 2

Маленькая Герда очень хорошо запомнила тот момент, когда оказалась в поселке, где ей предстояло жить. Наступил вечер. Было темно. Поезд, в котором она ехала с теткой, остановился на каком-то полустанке. Они вышли: тетя Вера энергично и немного суетливо, держа в каждой руке по чемодану и паре котомок, а Герда опасливо. Она за свою маленькую жизнь ни разу не ездила дальше районного центра, где имелся кукольный театр, а тут пришлось больше суток трястись

в поезде, а теперь выходить из вагона, ставшего за тридцать пять часов почти родным, в новый, неизвестный мир. В нем было все непривычно. Особенно ароматы. Тот мир, который она покинула совсем недавно, был напоен совсем другими запахами. В нем пахло влажной землей и прошлогодней прелой травой. В нем только начинали бежать ручьи и проклевываться из-подо льда асфальт. В нем деревья и кусты едва избавились от снежного налета и лишь готовились налиться живительным соком. В новом же мире не было ни снега, ни влажности, ни прохлады, ни томительного ожидания. Он уже давно пробудился от зимней спячки (если когда и погружался в нее), и воздух в нем оказался напоен такой ласковой теплотой, что Герда зажмурилась, вдохнув его.

– Детка, ты чего? – нервно спросила тетя Вера. – Укачало тебя, что ли? Голова кружится?

Герда помотала головой, которая на самом деле кружилась. Но не из-за того, что девочку в поезде укачало. Дело заключалось совсем в другом, более приятном ощущении. Герде было так сладко смаковать этот похожий на нежнейшее суфле воздух, так приятно вдыхать его и улавливать все оттенки цветочных и древесных ароматов, так волнительно отмечать его непохожесть, новизну, напоенность какой-то невероятной жизненной силой, что она ощутила головокружение и легкую дрожь в конечностях. Точно так же Герда чувствовала себя, когда впервые попробовала шоколадное суфле, ставшее впоследствии ее излюбленным лакомством, и когда получила в подарок куклу Барби, несбыточную мечту всех девочек ее двора, и когда увидела Васю Славина, мальчика, которого она сразу посчитала самым замечательным на свете. Короче говоря, Герда в четвертый раз за свою жизнь влюбилась, и уже не в мороженое, куклу или мальчика, а в край, где оказалась.

Со станции они с теткой долго брели пешком до дома. Время было позднее, и автобусы уже не ходили. Вера передвигалась еле-еле, она так вымоталась за последние дни, что чуть не падала, а Герда чувствовала себя лучше. Да, она устала, но ей было очень интересно осматривать новый мир. В нем даже дома были другими. Город, где она выросла, считался промышленным, и в основном там стояли многоквартирные «коробки» в пять или девять этажей, дымили трубы заводов, и по дорогам сновали грузовики и легковушки. Тут же было все не так! Аккуратные домики с палисадниками, по заборам плетутся виноградные ветви, во дворах уютные навесы, диваны, мангалы. Пустынная асфальтовая дорога, вдоль которой растут не привычные тополя, а изящные кипарисы. Вдали вместо сумрачных заводских трафаретов – остроконечные горные пики. И тишина…

– Вот мы и пришли, – облегченно произнесла тетя Вера, останавливаясь возле железного забора, украшенного причудливыми вензелями. – В доме свет, значит, не спят…

Про кого она говорит, Герда не догадывалась. Она знала, что у тетки есть сын Костя, и скорее всего именно он был в доме, но с кем Вера его оставила, Герда не имела понятия. Не одного же! К тому же тетка употребила глагол во множественном числе, так что…

– Приехали? – услышала девочка радостный возглас. – Ну, наконец-то!

– Сынок! – счастливо выдохнула тетка и, бросив котомки и чемоданы прямо на землю, кинулась во двор.

Герда посмотрела ей вслед и заметила, как от крыльца отделяется маленькая фигурка. К ней Вера и подлетела. Схватив мальчика в охапку (Герда сразу поняла, что это мальчик, хотя было темно и она видела лишь силуэт), прижала к груди.

– Ма-ааам, – протестующе протянул тот. – Ну, я же просил… Без этих твоих телячьих нежностей… Не люблю я!

– Прости, сынок, – сконфузилась Вера. – Просто я соскучилась.