Призрак дома на холме
Шрифт:
– Ты думаешь, это он здесь живет?
– Думаю, он проводит здесь выходные. Клянусь, я видела в деревянной резьбе внизу летучих мышей. Вперед, вперед!
Они сбежали по лестнице, стуча каблуками, внося жизнь и свет в сумерки украшенных деревянной резьбой стен. Миссис Дадли стояла в вестибюле и молча смотрела на них.
– Мы идем гулять, миссис Дадли, – весело сказала Теодора. – Будем где-нибудь неподалеку.
– И скоро вернемся, – добавила Элинор.
– Обед будет на буфете в столовой к шести часам, – повторила
Элинор с усилием потянула на себя парадную дверь. Первое впечатление не обмануло – дверь и впрямь была очень тяжелая. Элинор подумала, что на обратном пути им ее не открыть.
– Не закрывай, – бросила она Теодоре через плечо. – Она ужасно тяжелая. Давай поставим сюда вазу, чтобы не захлопнулась.
Теодора подкатила из угла вестибюля большую каменную вазу, и они вместе установили ее в двери. После темноты дома вечерний свет показался неожиданно ярким, в воздухе пахло свежестью. За спиной у них миссис Дадли отодвинула вазу, и дверь захлопнулась.
– Очаровательная старушенция, – сообщила закрытой двери Теодора.
Лицо ее заострилось от гнева, и Элинор подумала: «Надеюсь, она никогда не посмотрит так на меня. – И тут же удивилась сама себе: – Я всегда стесняюсь новых людей, а тут не прошло и получаса, как Теодора стала мне близка и необходима – настолько, что я боюсь вызвать ее гнев».
– Полагаю… – неуверенно начала она и сразу успокоилась, потому что при звуке ее голоса Теодора немедленно улыбнулась. – Полагаю, что в дневные часы, когда миссис Дадли здесь, я найду себе очень важное занятие далеко-далеко от дома. Утаптывать площадку под теннисный корт, например. Или ухаживать за виноградом в оранжерее.
– Наверное, ты сможешь подменить мистера Дадли у ворот.
– Или искать в крапиве безымянные могилы…
Они стояли у перил террасы; отсюда им была видна вся подъездная аллея до поворота и, вдалеке среди холмов, тонкая ниточка дороги, по которой они приехали. Если не считать электрических проводов, идущих к дому из-за деревьев, Хилл-хаус казался ничем не связанным с остальным миром. Элинор пошла вдоль террасы, которая, похоже, опоясывала весь дом.
– Ой, смотри! – сказала она, поворачивая за угол.
За домом громоздились холмы: огромные, затопленные летней зеленью, пышные и безмолвные.
– Так вот почему он зовется Хилл-хаусом, – пробормотала Элинор невпопад.
– Очень по-викториански, – заметила Теодора. – Викторианцы обожали такую чрезмерную грандиозность и с головой зарывались в бархатные складки, кисти и лиловый плюш. В более раннее или более позднее время дом поставили бы на холме, где ему самое место, а не сюда, в яму.
– На вершине холма его бы все видели. Я за то, чтобы он оставался скрытым.
– Теперь я все время буду бояться, что холмы на нас рухнут, – объявила Теодора.
– Не рухнут. Просто будут сползать, незримо и беззвучно, пока не накроют с головой. И никуда мы от них не убежим.
– Спасибо, –
Элинор в первый миг поверила, но тут же различила веселье на лице Теодоры и подумала: «Она гораздо храбрее меня». Неожиданно – хотя позже это станет привычным штрихом, узнаваемой чертой того, что связывалось у Элинор с именем Теодора, – та уловила ее мысли и ответила на них.
– Не надо все время бояться. – Теодора пальцем тронула Элинор за щеку. – Мы не знаем, откуда берется наша храбрость.
И она сбежала по ступеням на лужайку между купами высоких деревьев, крикнув через плечо:
– Догоняй! Я хочу поискать, есть ли здесь ручей.
– Не стоит уходить далеко, – напомнила Элинор.
Словно две школьницы, они припустили по лужайке: даже после недолгого пребывания в Хилл-хаусе их радовал внезапно открывшийся простор, радовала трава под ногами после жестких полов; почти звериный инстинкт влек девушек на звук и запах воды.
– Сюда! – крикнула Теодора. – Здесь тропка.
Ручей журчал дразняще близко, тропка петляла между деревьями – то тут, то там им открывался вид на подъездную аллею, – но все время под уклон, дальше от дома. Лес закончился, начался каменистый луг, и Элинор сразу почувствовала себя лучше, хоть и заметила, что солнце висит уже в неприятной близости от нагромождения холмов. Она позвала Теодору, однако та лишь крикнула: «Вперед, вперед!» – и побежала дальше по тропке, но почти сразу ойкнула и остановилась перед самым ручьем, который почти без предупреждения выпрыгнул у нее из-под ног. Элинор, подойдя сзади обычным шагом, успела поймать ее за руку, и обе со смехом повалились на берег ручья.
– Ох и любят же здесь пугать приезжих, – сказала Теодора, переводя дух.
– Скажи спасибо, что не упала в воду, – проворчала Элинор. – Нечего было нестись сломя голову.
– А здесь мило, правда?
Ручей тек стремительно, легкая рябь поблескивала на солнце; по обоим берегам трава спускалась к самой воде, желтые и голубые цветы клонили свои головки. За пологим склоном начинался еще один луг, а за ним, далеко – высокие холмы, все еще озаренные косыми вечерними лучами.
– Мило, – уверенно повторила Теодора, словно подводя итог.
– Я точно здесь раньше бывала, – сказала Элинор. – Может быть, в детской книжке.
– Ничуть не сомневаюсь. Умеешь пускать «блинчики»?
– Сюда принцесса приходит на свидания с волшебной золотой рыбкой, которая на самом деле – переодетый принц…
– Уж больно он должен быть маленький, твой принц, в ручье всей глубины – не больше трех дюймов.
– Тут есть камешки, чтобы перебраться на другую сторону, и крохотные рыбки – наверное, мальки.
– И все они – переодетые принцы. – Теодора растянулась на солнышке и зевнула. – Головастики?