Призрак мадам Кроул
Шрифт:
К этому времени наступил холодный рассвет. Сквайр, по словам Купера, выглядел «хуже некуда». Но он взял шляпу и трость и отправился на прогулку вместо того, чтобы лечь спать, как умолял дворецкий. Чарли казался таким диким и растерянным, что было ясно: он просто хотел сбежать из дома. Лишь в двенадцать часов сквайр вернулся в кухню, где надеялся обнаружить слуг. За эти сутки он как будто на десять лет постарел. Не говоря ни слова, хозяин придвинул табурет к камину и сел. Купер послал в Эпплбери за доктором, который вскоре прибыл, но Чарльз не вышел к нему.
– Если доктор хочет меня видеть,
В конце концов доктор действительно сделал милость и пришел на кухню, найдя сквайра в гораздо худшем состоянии, чем ожидал.
Чарли воспротивился приказу лечь в постель, но доктор настаивал на этом, уверяя, что иначе – смерть. Этого пациент испугался.
– Хорошо, сделаю, как вы говорите, только вот что: вы должны позволить старому Куперу и леснику Дику остаться со мной. Мне нельзя быть одному, и они должны бодрствовать по ночам, и вы тоже останьтесь ненадолго, прошу вас! Когда немного приду в себя, я уеду и стану жить в городе. Скучно здесь теперь – когда я не могу делать ничего, как раньше… Я буду жить лучшей жизнью, имейте в виду. Вы слышали мои слова, и мне все равно, если это звучит смешно. Я поговорю со священником и женюсь. Уверен, я поступлю правильно.
Доктор все-таки прислал пару сестер милосердия из окружной больницы, не решившись доверить своего пациента слугам. Сам же отправился в Гилингден. Старому Куперу было приказано занять гардеробную и не спать по ночам. Это вполне удовлетворило сквайра, находившегося в странном возбужденном состоянии. Он был очень слаб и, по словам врача, мог заболеть лихорадкой.
Пришел священник – мягкий, интеллигентный пожилой человек. Поздно вечером он пообщался с Чарльзом и помолился. После его ухода сквайр подозвал сестер к постели и сказал:
– Иногда сюда приходит один парень. Он заглядывает в дверь и зовет к себе – худой, горбун в трауре, в черных перчатках. Вы узнаете его по худому лицу, коричневому, как старая деревяшка. Еще и улыбается. Так вот: не обращайте на него внимания. Не ходите за ним и не зовите сюда. Этот человек ничего вам не сделает, а если даже разозлится и будет злобно смотреть на вас, все равно не бойтесь: он не может причинить вам вреда. Парень просто устанет ждать и уйдет. Но ради бога, ради бога, запомните: не приглашайте его войти и не выходите за ним!
Выслушав это, медсестры переглянулись и шепотом обратились к старому Куперу.
– Да благословит вас бог! Нет, в нашем доме нет сумасшедших! – запротестовал он. – Никого постороннего здесь нет! Всех обитателей дома вы видели. А это просто небольшая лихорадка играет в голове хозяина, не более.
Сквайру становилось хуже по мере того, как тянулась ночь. Он был в тяжелом состоянии и бредил, говоря о самых разных вещах – о вине, собаках, адвокатах… А потом вдруг как будто заговорил со своим братом Скрупом. Когда это началось, миссис Оливер, сиделка, которая в тот момент находилась с ним, услышала, как чья-то рука мягко легла на дверную ручку снаружи и украдкой попыталась повернуть ее.
– Да благословит нас господь! Кто там? – воскликнула женщина. Ее сердце подпрыгнуло, когда она подумала о горбатом человеке в черном, о котором говорил ее пациент, – улыбающемся и манящем за собой. – Мистер Купер! Сэр! Вы здесь? – закричала она. – Подойдите сюда, мистер Купер, пожалуйста, поспешите, сэр, быстрее!
Старый Том, очнувшись от дремоты у камина, буквально ввалился в комнату из гардеробной. Миссис Оливер крепко схватила его за руку.
– Человек с горбом открывал дверь, мистер Купер! Это так же верно, как то, что я здесь стою! – Пока она говорила, сквайр стонал и бормотал в лихорадке, ничего не осознавая.
– Нет, нет! Миссис Оливер, мэм, это невозможно, потому что в доме нет такого человека, – попытался успокоить ее дворецкий. – Что говорит мастер Чарли?
– Он каждую минуту говорит: «Скруп»… и – шшш! – послушайте, снова кто-то трогает ручку двери! – ахнула сиделка и вдруг завопила: – Смотрите, голова и шея в дверях! – И она, дрожа, стиснула старого Купера в судорожных объятиях.
В комнате горела свеча, и у двери появилась колеблющаяся тень, похожая на голову человека с длинной шеей и острым носом, которая заглянула внутрь.
– Не будьте д-дурой, мэм! – вскричал Том, сильно побледнев и изо всех сил встряхнув женщину. – Это всего лишь свеча, говорю вам – ничего, кроме свечи. Разве вы не видите? – Он поднял подсвечник. – Уверен, что никто у двери не стоял, но я проверю, если вы меня отпустите.
Другая сестра в это время спала на диване, и перепуганная миссис Оливер разбудила ее, чтобы не оставаться в одиночестве. Старый Купер открыл дверь. В углу галереи виднелась тень, похожая на тень в комнате. Слуга немного приподнял свечу, и тень, казалось, поманила его длинной рукой, а ее голова откинулась назад.
– Это тень от свечи! – громко сказал себе Том, решив не поддаваться панике, как миссис Оливер, и с подсвечником в руке направился к углу. Там никого не было. Дворецкий не мог удержаться от того, чтобы не заглянуть в длинную галерею. Когда он посветил туда, то увидел точно такую же тень немного дальше. Он шагнул вперед, и тень снова, как и раньше, отступила и поманила его за собой.
– Тьфу ты! – буркнул Том. – Это всего лишь свеча.
И он пошел вперед, одновременно и злясь, и пугаясь настойчивости, с которой эта уродливая тень – самая обычная тень, он был в этом уверен – маячила перед ним, отдаляясь при каждом шаге. Очередной раз приблизившись к ней, дворецкий увидел, как тень будто бы сжалась и почти растворилась в центральной панели старого резного шкафа.
На панели имелся рельеф, вырезанный в виде волчьей головы. Свет странным образом падал на него, и беглая тень здесь словно бы распадалась, странно меняя очертания. Глаз волка сверкнул огоньком отраженного света, затем так же сверкнула его ухмыляющаяся пасть. Дворецкий увидел длинный острый нос Скрупа Марстона и его свирепый взгляд, устремленный на него, как ему показалось, вполне осмысленно.
Купер стоял, не в силах пошевелиться: на фоне шкафа начали проступать лицо и фигура Скрупа. В тот же миг раздались голоса, быстро приближающиеся по боковой галерее. С громким «господи помилуй нас!» Том развернулся и побежал обратно, преследуемый грохотом, который, казалось, сотрясал старый дом, как сильный порыв ветра.