Призрак мадам Кроул
Шрифт:
– Лучше бы его пристрелить. Он будет пугать скот и задирать наших собак, – заметил сквайр. – Эй, Купер! Надо сказать сторожу, чтобы он присмотрел за ним. Еще не хватало, чтобы пес добрался до моей баранины.
Отогнать собаку не удалось. Она с тоской посмотрела вслед сквайру, а после того, как Чарльз с дворецким немного отошли, робко последовала за ними.
Избавиться от животного оказалось невозможно. Бульдог бегал вокруг сквайра и Тома, как адский пес из «Фауста», разве что пламени за собой не оставлял. Кроме того, собака смотрела на Марстона с каким-то умоляющим видом, и это странное предпочтение льстило Чарльзу и казалось трогательным. Поэтому сквайр снова подозвал пса, погладил его
Теперь пес послушно следовал за двумя людьми по пятам, как будто всю жизнь принадлежал Красавчику Чарли. Купер отпер маленькую железную дверь, и собака вошла за ними в часовню.
Марстоны рядами лежали под полом этого маленького здания. Склепов им не ставили, но у каждого покойника имелась отдельная могила, огороженная каменной кладкой. Каждое захоронение венчала мраморная плита с написанной в верхней ее части эпитафией – за исключением могилы бедного старого сквайра Тоби. Над ним не было ничего, кроме травы и ровной линии каменной кладки, которая указывала, на каком уровне следует расположить следующие захоронения.
– Действительно, это место выглядит поистине убого, – протянул Чарльз. – Вообще-то обеспечить должное отцу погребение обязан старший брат. Но если он не захотел устроить достойную могилу, придется позаботиться об этом мне, старина. А еще я прослежу, чтобы на надгробии вырезали большими буквами, что старший сын отказался отдать отцу последний долг, поэтому плита сделана младшим.
Они с Томом обошли маленькое кладбище. Солнце уже спряталось за горизонтом. Медно-красное сияние облаков, все еще подсвеченных уже скрывшимся светилом, зловеще сливалось с сумерками. Заглянув в маленькую часовню снова, Чарли увидел уродливую собаку, растянувшуюся на могиле сквайра Тоби. Она казалась по меньшей мере вдвое длиннее, чем раньше, и выделывала такие фокусы, что сквайр вытаращил глаза. Вы когда-нибудь видели кошку, катающуюся по полу с пучком валерианы, выгибающуюся, извивающуюся, трущуюся о пол мордой в полном экстазе? Тогда вы можете представить себе то, что увидел в часовне Красавчик Чарли.
Голова животного выглядела огромной, тело – длинным и тонким, а суставы – какими-то неуклюжими и словно бы даже вывихнутыми. Сквайр и старый Купер, вошедший вслед за ним, уставились на бульдога с чувством удивленного отвращения. И через пару мгновений псу досталось несколько ударов тростью от Чарльза. Зверь опомнился, отпрыгнул к изголовью могилы и замер там, такой же толстый и кривой, как и раньше. Он посмотрел в упор на сквайра с ужасной ухмылкой, и его глаза сверкнули характерным зеленым цветом собачьей ярости.
Но уже в следующую секунду пес униженно припал к ногам Марстона.
– Ну и дела! – пробормотал старый Купер, внимательно рассматривая собаку.
– А мне он нравится, – усмехнулся сквайр.
– Ну не знаю… – протянул дворецкий.
– Но здесь ему не место, – отрезал Чарли.
– Я не удивлюсь, если он окажется оборотнем, – проворчал старый Купер, который помнил историй о колдовстве больше, чем знают сегодня все люди в этих краях.
– Пес отличный, – задумчиво отозвался сквайр. – Были времена, когда я отвалил бы за такую собаку целую пригоршню монет. Но теперь я сам уже ни на что не гожусь. Пойдем со мной.
Он наклонился и похлопал собаку по спине. Та вскочила и с готовностью посмотрела ему в лицо, будто ожидая любой команды, пусть даже самой незначительной, которую могла бы выполнить.
Куперу не нравились кости, торчащие сквозь шкуру животного. Дворецкий не мог понять, что такого восхитительного нашел в собаке хозяин.
По ночам Чарльз оставлял пса в оружейной, а днем тот сопровождал сквайра в его беспокойных блужданиях по окрестностям. Чем больше хозяин любил бульдога, тем меньше пес нравился Тому и другим слугам.
– В нем нет и намека на отличного пса, – ворчал Купер. – Я думаю, мастер Чарли ослеп. Вон даже Старый Капитан, – он кивал на красного попугая преклонных лет, который сидел прикованный цепочкой к жердочке в дубовой гостиной и весь день разговаривал сам с собой, грыз когти и кусал жердочку, – даже Старый Капитан – единственное живое существо, кроме меня, еще пары слуг и самого сквайра, которое помнит старого хозяина… Даже он, как только увидел эту собаку, завизжал, словно его ударили, дико встряхнул перьями и упал, бедняга, повиснув на одной ноге, в припадке.
Но капризы человеческие не знают предела. Сквайр был одним из тех строптивцев, которые, чем больше их увещевают, тем тверже упорствуют в своих прихотях.
Самочувствие Чарльза Марстона, однако, продолжало ухудшаться из-за хромоты. Внезапный переход от активного образа жизни к жалкому существованию, полному ограничений от полученных травм, никогда не совершается без риска для здоровья. И теперь его осаждало множество серьезных расстройств, таких как несварение желудка, о существовании которых он раньше и не подозревал. Ко всему прочему по ночам сквайра нередко мучили кошмары. И в этих видениях неизменно присутствовал его новый любимец. Причем, как правило, он являлся центральным, а иногда и единственным персонажем. Пес растягивался на краю кровати у ног Чарли, будто увеличиваясь в размерах и ужасно напоминая старого, похожего на бульдога сквайра Тоби, и начинал выделывать свои трюки, вертя головой и вскидывая подбородок. А затем пес заводил долгие беседы о Скрупе – что с ним «не все так гладко» и что Чарльз «должен помириться с братом», что он, старый сквайр, «оказал любимому сыну плохую услугу», что «время близится» и «справедливость должна восторжествовать», и что «нет ему покоя на том свете из-за Скрупа».
Затем это полуживотное-получеловек приближалось к Чарльзу, подползая и прижимаясь к его телу, тяжелое, как свинец, пока морда зверя не оказывалась на лице Чарли. И начинались все те же отвратительные ужимки, потягивания и кривляния, которые пес вытворял на могиле старого сквайра. В конце концов Чарльз просыпался со стонами, задыхаясь, и резко выпрямлялся в постели, обливаясь холодным потом. И всякий раз ему казалось, будто он видит что-то белое, соскальзывающее с изножья кровати.
Позже Чарльз объяснял себе, что это, должно быть, сполз край занавески или одеяла, сброшенного его неловким движением. И каждое утро после таких снов собака была более ласкова и подобострастна, нежели обычно. Словно нехитрым этим приемом старалась она стереть чувство отвращения, которое оставлял после себя ужас ночи.
Доктор почти убедил сквайра, что в подобных снах нет ничего такого, чего нельзя было бы объяснить несварением желудка, от которого Чарльз действительно часто страдал.
Как бы в подтверждение слов врача, на некоторое время собака вообще перестала ему сниться. Но затем видение повторилось, причем еще более неприятным образом, чем раньше.
В этом новом кошмаре комната была погружена в непроглядную тьму. Чарльз слышал негромкий топот и знал, что это снова явилась его странная собака. Она медленно двигалась от двери к кровати – с той стороны, откуда всегда приходила во сне. Часть пола в спальне не была застелена ковром, поэтому отчетливо была слышна жуткая поступь животного, стучавшего когтями по паркету. Это были легкие, крадущиеся шаги, от каждого из которых комната, однако, будто сотрясалась. А потом сквайр почувствовал что-то тяжелое в ногах на кровати и увидел пару зеленых глаз, пристально смотревших на него в темноте. Он не мог отвести взгляд. А затем услышал голос старого сквайра Тоби: