Призрак на вахте
Шрифт:
А вскоре на эскадре состоялся суд. Контр-адмирал Эльфинстон был обвинен в «принятии несведущего лоцмана и излишней к нему доверенности», однако огласить приговор Алексей Орлов не решился, и контр-адмирал был под конвоем препровожден в Санкт-Петербург.
Тем временем произошло событие, которого не ожидал никто. Таинственный «лоцман» Гордон, приговоренный судом к смертной казни «через расстреляние», в ночь перед исполнением приговора бежал из-под стражи… к туркам! Что ж, видимо, у «лоцмана» были основания полагать, что турки отнесутся к нему весьма доброжелательно. Как тут не вспомнить необыкновенно точную осведомленность неприятеля о выходе эскадры для спасения «Святослава»! И еще. Мог ли бежать пленный англичанин, не зная паролей дозорных караулов? В такое верится слабо! Не сработали ли здесь тайные пружины британской агентуры, спасшей столь ценного и заслуженного агента, как «лоцман» Гордон?
Именно в эти дни А.Г. Орлов, сытый по горло действиями иностранных агентур, слезно обращается к Екатерине II с просьбой не присылать более на эскадру иностранцев. «…Довольно уже усмотрено между российскими людьми и иностранцами великих различий», – сообщает он.
Тем временем в Петербург под усиленным караулом привозят контр-адмирала Эльфинстона. Англичанин сразу же предпринимает отчаянную попытку прикрыться авторитетом Н.И. Панина, для которого он столько сделал в свое время. Но в политике друзей нет! Каждый сам за себя – таков закон политических интриг. Поняв, что Эльфинстон потерпел крах, Панин отвернулся от своего бывшего подопечного. Брошенный всеми, Эльфинстон ожидал для себя худшего… Но императрица Екатерина II внезапно прекратила разбирательства; Эльфинстона немедленно рассчитали и сразу же изгнали из России.
В Англии контр-адмирала с нетерпением ждали. «Вскоре ожидается возвращение адмирала в Англию, – писал в те дни один из его соотечественников. – …Можно надеяться, что он даст более обстоятельный очерк этой экспедиции и, быть может, раскроет тайные причины того незаслуженного отношения, которое он встретил со стороны русских придворных сфер за свою верную службу…» Что ж, неплохо сказано!
Неудавшаяся попытка дарданелльского прорыва была весьма неоднозначно оценена историками. Так, если наш современный исследователь Юнга и западноевропейские историки Герман и Циклейзен порицают Орлова за проявленную нерешительность в осуществлении столь отважного предприятия, то известный русский историк Николай Дмитриевич Чечулин придерживается резко противоположного мнения: «…Что стали бы делать русские парусные суда с экипажами едва ли в 17 тысяч человек (численность экипажей кораблей в несколько раз завышена. – В.Ш.) сначала в Дарданеллах, в узком проливе, а затем под Константинополем? Допустим, что они туда пришли бы, – наверное бы они оттуда не вышли!
И если тогда появилась подобная идея, заслуга Орлова перед Россией огромна, если он не допустил этой безрассудной попытки, которая не могла привести ни к чему другому, кроме потери всей эскадры».
Что ж, каждый волен давать свою оценку! Однако вспомним, что нам уже известно о состоянии обороны Дарданелл. Кроме того, стоит прислушаться и к таким военно-морским авторитетам, как адмиралы Г.А. Спири– дов и С.К. Грейг, ведь они были активными сторонниками прорыва.
Уместно прибавить и то, что адмирал Грейг вернулся к идее дарданелльского прорыва в 1788 году, когда готовился возглавить новую Архипелагскую экспедицию в ходе русско-турецкой войны 1787–1791 годов. Опытный моряк и флотоводец, Грейг действовал на этот раз продуманно, сделав должные выводы из неудачной попытки прорыва через Дарданеллы и Босфор в 1770 году. Еще перед отплытием эскадры он передал императрице Екатерине II тщательно разработанные им «Размышления по овладению дарданелльскими крепостями». Активно поддержал предложение С.К. Грейга и князь Г.А. Потемкин, бывший в ту пору главнокомандующим военными и морскими силами юга России. Потемкину виделся единый совместный удар по турецкой столице сразу с двух сторон: со Средиземного моря – эскадрой Грейга, с Черного – Черноморским флотом. Однако в связи с внезапным нападением на Петербург шведского флота летом 1788 года Архипелагская экспедиция была отменена, а сам адмирал Грейг во главе Балтийского флота принял участие в боевых действиях на Балтике.
Как же отнеслась Екатерина II к идее дарданелльского прорыва в 1770 году? Дело в том, что посланный с донесением был задержан в Ливорно. В это время на Средиземноморье распространилась эпидемия чумы, и князь был посажен в сорокадневный карантин. Пока вестник громкой победы сидел в карантине, слухи о небывалом разгроме докатились до столицы Российской империи. Однако конкретных данных было крайне мало. Екатерина II с присущей ей проницательностью сразу проанализировала все возможные варианты и остановилась на двух с ее точки зрения наиболее вероятных: полный разгром турецкого флота и прорыв эскадры в Черное море. Но и это не все. В беседе с Н.И. Паниным императрица, оценивая средиземноморскую ситуацию, заявила, что для нее предпочтительнее был бы прорыв кораблей через Дарданеллы. Эти слова донесла до нас история.
Российскую императрицу давно увлекала мысль об отвоевании у турок черноморских проливов. Случись так, Россия получила бы выход на мировые морские пути. Эта позиция ни для кого секретом не была и, естественно, не могла не вызывать самого активного противодействия со стороны Англии. Вполне возможно, что в идее дарданелльского прорыва британские агенты усмотрели первый шаг в осуществлении далеко идущей екатерининской внешней политики.
Интересен и такой факт. Почти одновременно со шпионско-диверсионной деятельностью Эльфинстона на Средиземном море на Дунае действовал другой агент английской короны – адмирал Ноульс. Однако очень скоро он был разоблачен и по указанию Екатерины II, так же как и Эльфинстон, изгнан из России.
Если отбросить элемент случайности, как крайне редкий в таких делах, то сам собой напрашивается вывод: Эльфинстон и Ноульс являлись звеньями одной цепи в крупномасштабной операции британской разведки по предотвращению продвижения Росси к Черному морю. Этот факт косвенно подтверждается многими отечественными историками, утверждающими, что английское правительство в ходе русско-турецкой войны 1768–1774 годов предприняло немало враждебных России действий, препятствуя ее выходу к Черному морю.
Что касается Англии, то британские источники по вопросу деятельности своей военно-морской разведки в России в 1769–1774 годах хранят молчание. Тому есть и объективные причины. «Подавляющее большинство материалов, связанных с секретной службой в XVIII веке, уничтожено, – пишет знаток британских спецслужб Е.Б. Черняк. – Часть из них считалась личными бумагами министра и забиралась им с собой из архива после ухода на пенсию».
Из всего сказанного напрашивается только один вывод: Дарданалльская операция русского флота 1770 года не состоялась исключительно из-за активного противодействия английской разведки.
И снова вопрос! Почему, зная о явной враждебной деятельности англичан, русское правительство не приняло практически никаких решительных мер по пресечению диверсий?
Точную причину такого на первый взгляд непонятного поведения назвать достаточно сложно. Однако можно выделить, по крайней мере, четыре наиболее вероятные причины столь лояльного отношения к проискам английской разведки.
Первая заключается в том, что официальная поддержка Англией политического курса России как союзника по «Северному аккорду» была крайне необходима ей для быстрого решения польского и черноморского вопросов и принуждала русское правительство смотреть сквозь пальцы на подобные вещи.
Вторая причина могла заключаться в том, что России предстояло продолжить боевые действия на Средиземном море, перебрасывать туда дополнительные эскадры, что без официальной поддержки Англии осуществить было бы крайне сложно.
Третья причина кроется в личном нежелании Екатерины И предстать перед Европой в образе жестокой и подозрительной самодержицы.
И наконец, четвертая причина состоит в том, что в общем и целом пребывание русского флота в Средиземном море и особенно морская блокада Стамбула, подрывавшая французскую торговлю на Средиземноморье, была Англии весьма выгодна, и русское правительство могло быть вполне уверенным, что с отменой Дарданелльской операции и со стабилизацией обстановки на Средиземном море активность британских шпионов пойдет на убыль. Что в общем-то впоследствии и подтвердилось.