Призрак Сети
Шрифт:
В мире не было никого, кому он мог бы излить душу и кто бы его понял. Родители были такие разные, и все же ни маме, ни отцу Илья не мог поведать о своих проблемах. Мама сразу стала бы волноваться, делать из мухи слона и водить его за ручку. А отец обвинил бы его в том, что он маменькин сынок, не способный постоять за себя, и принялся бы рассказывать, каким он сам был в юные годы.
Дверь комнаты приоткрылась, и в нее заглянула мама.
– Солнышко, ты не спишь?
Илья что-то невнятно промычал в ответ.
– Вставай, я покажу тебе, где что лежит, - поторопила
– Ты ему еще путеводитель по холодильнику составь с подробным описанием, а то заблудится и борщ с котлетой спутает, - язвительно крикнул из гостиной отец.
Отец был прав. Илья и сам разобрался бы, что к чему, но ему хотелось, чтобы родители хотя бы при расставании не цапались. В надежде их помирить Илья встал с постели и сказал:
– Сейчас ты мне все покажешь. Не волнуйся так, мам. Все будет в порядке.
За оставшиеся полчаса Наталья Павловна успела дать Илье тысячу наставлений и советов. Слушая вполуха, он прилежно кивал и время от времени вставлял: «Хорошо. Ладно. Не забуду». Между тем его мысли были заняты другим. Взгляд, как нарочно, притягивался к злосчастному числу в календаре. Учись он в прежней школе, он бы радовался на всю катушку, если бы ему довелось на несколько дней остаться одному. Но сейчас перспектива предстоящей привольной жизни омрачалась недобрыми предчувствиями.
Наконец Наталья Павловна отправилась на автостанцию. Как только дверь за ней закрылась, в доме воцарилась тишина. За завтраком Иван Степанович взял газету, чего обычно не делал при жене, и, с удовольствием потягивая кофе, углубился в мировые проблемы. До поезда оставалась еще пара часов, поэтому он не спешил и позволил себе расслабиться. Илья тоже решил получить свою долю удовольствий от предоставленной свободы. Вместо полезной, но ненавистной овсянки он сделал себе неполезный, но зато такой вкусный бутерброд с копченой колбасой. Отец сделал вид, что не заметил, как сын «портит себе желудок». Они оба наслаждались воцарившимся в доме покоем.
– Не опоздаешь?
– коротко спросил отец, закончив чтение очередной статьи.
– Нет. Времени вагон, - отозвался Илья.
– Ну-ну. Кстати, если мать вернется и увидит, что каша нетронута, будет трагедия, - как бы невзначай вставил отец.
Илья улыбнулся. Совет отца можно было понимать по-разному: хочешь - кашу съешь, а не хочешь - выброси. Главное, чтобы мама ничего не заподозрила. Интересно, а у отца от мамы тоже есть секреты?
Между ними устанавливался мужской союз. «А что если рассказать отцу о моих проблемах?» - подумал Илья и вслух сказал:
– Пап, я хотел тебе сказать…
Иван Степанович повернулся к сыну. Стекла очков блеснули, отражая свет лампы. Глаз за ними не было видно. Вот и слова так же отразятся от гладкой поверхности, не проникнув в душу отца. Тот, кто не испытывал страха, никогда не поймет, что значит бояться. Отец вряд ли подскажет ему, как поступить. Единственное, что он может посоветовать, - собраться с духом и дать сдачи, чтобы постоять за себя. Хорошо давать советы, когда самому тебе не угрожает целая толпа бугаев.
– Что?
– переспросил отец.
– Все будет в порядке.
–
– Ладно, - согласился Илья. Желание откровенничать с отцом пропало.
Илья не торопился в школу, рассудив, что лучше всего являться к самому началу урока. Чем меньше поводов общаться с одноклассниками, тем лучше. Илья вразвалочку собрал портфель и пошел одеваться. На вешалке, как насмешка, висел форменный пиджак прежней школы.
«Лучше пойду голым, чем хоть раз его надену. Подумаешь, лицей. Традиции, фигли-мигли», - сердито подумал он, сдернул пиджак с плечиков и, скомкав, бросил на дно шкафа. Туда же последовал и галстук.
Натянув джинсы и свитер, Илья посмотрел на часы. Следовало поторопиться, чтобы не опоздать.
– Пап, ну я пошел, - бросил он по пути в прихожую.
– Давай. И веди себя по-мужски, - сказал отец, глядя поверх газеты.
В противовес жене он не пошел провожать сына, считая это излишним сюсюканьем. Впервые Илья уходил без маминого обычного поцелуя «на счастье». Это была мелочь, которой он не замечал, но сегодня, в пятницу, тринадцатого ему не хватало этого пустяка.
Чувствуя себя одиноким и покинутым, он надел ботинки и куртку и потянул с туалетного столика шапку. Нечаянно меховое ухо задело мамину пудреницу. Та с легким стуком упала. Крышка открылась, точно створка раковины. От удара остатки пудры раскрошились и просыпались на паркет, но это было не страшно. У мамы хранился целый ящик всякой косметики. Она бы и не заметила потери. Гораздо хуже оказалось то, что зеркальный круг хордой прорезала трещина.
Это был дурной знак. Погруженный в тяжкие раздумья, Илья вышел из квартиры. По лестнице от мусоропровода поднималась соседка. Взглянув на пустое ведро, Илья невольно оступился.
Пятница, тринадцатое число, разбитое зеркало и в придачу пустое ведро - это был явный перебор. Казалось, само провидение удерживало Илью от какой-то неминуемой беды.
Илья, нахохлившись, шагал по тротуару. Длинный нос, как клюв угрюмого ворона, торчал из-под нахлобученной по самые брови шапки. Рука, в которой он нес портфель, покраснела и замерзла. Мама не напомнила ему взять перчатки, и он забыл их на туалетном столике. Зачем только ему купили этот противный «дипломат», а не рюкзак, как у других ребят? С рюкзаком можно хотя бы спрятать руки в карманы.
«Да и драться лучше в перчатках. Какая- никакая, а все же защита», - неожиданно всплыло из глубины сознания. При мысли о предстоящей драке Илье стало совсем тошно.
«А что если выждать полчаса, пока папа уедет на вокзал, и вернуться домой?» - неожиданно пришло ему в голову. Прежде он не прогуливал уроков, но и повода обходить школу стороной у него не было. Конечно, в понедельник придется как-то выкручиваться. Но с другой стороны, человек, наделенный воображением, мог придумать массу причин, начиная от посещения зубного и кончая тем, что он потерял ключ от дома и не мог оставить квартиру открытой. К тому же до понедельника еще надо дожить.