Призрак в кривом зеркале
Шрифт:
– Ксения Ильинична, кто на вас покушался? – спросил Макар, когда она поставила перед ним тарелку и сама села за стол.
– Алла Богданова, – без всяких сомнений ответила та. – Или она сама, или кто-то из ее приятелей.
– А поподробнее?
Ксеня вздохнула и рассказала подробнее. История оказалась проста и незамысловата, и было в ней про девушку, выросшую в Тихогорске и уехавшую учиться и работать в соседний город, парня, влюбленного в девушку и готового ждать ее возвращения, и про несчастную третью сторону треугольника, надеявшуюся, что Ксения Ильинична Пестова больше никогда не вернется в родной Тихогорск.
Когда-то Ксения жила в районе-поселке,
С Никитой Борзых, высоким красивым парнем с черными цыганскими глазами, она училась в одном классе, и все знали, что наглый красавчик Борзых пасует только перед Ксеней Пестовой. Однако дразнить Борзых никто не решался: в поселке о нем и о компании, которой Никита предводительствовал, ходила дурная слава. Пятеро крепких, накачанных, спортивных ребят ходили лениво, смотрели пренебрежительно, дорогу никому не уступали. Илья Иванович, Ксенин папа, говорил о Никите – «харизматичный парень», а мама каждый раз морщилась так, что Ксене сразу становилось понятно: харизматичность Никиты маме глаза не застит, и к Борзых она относится точно так же, как и сама Ксения, – насмешливо-пренебрежительно.
Свое отношение к однокласснику девушка не скрывала, но, несмотря на это – а может быть, именно потому, – Борзых таскался за ней как хвост, пытался ухаживать сообразно своим представлениям о «красивом» и рьяно отваживал других ухажеров. В представления о красивом входили семь или тринадцать бордовых роз в блескучей целлофановой обертке по мало-мальски подходящим поводам в виде дней рождения и Восьмого марта, небрежные поигрывания мускулами при встрече, а также показательное избиение потенциальных соперников. Впрочем, последнее Ксения быстро пресекла.
– Ксюша, он даже в чем-то трогателен… – задумчиво говорил отец, изучая очередные бордовые розы, обернутые в пакет и перетянутые золотой бумажной ленточкой. – Ты к нему несправедлива.
Ксения не хотела соглашаться с папой. Борзых невероятно раздражал ее своей наглостью в сочетании с уверенностью, что весь мир принадлежит ему по праву сильного – во всяком случае, часть этого мира в виде поселка Фабричный.
Однако на школьном выпускном, хлебнув в женском туалете «Амаретто», Ксеня с непривычки захмелела настолько, что позволила Борзых проводить себя до дома и даже поцеловать в подъезде. Неприятнее всего ее поразил не сам поцелуй – слюнявыми требовательными губами Никита раздвигал ее губы и прижимал девушку головой к шершавой стене так сильно, что у нее заболел затылок, – а то, что Борзых воспринял происходящее как должное. Отстранившись от Ксении после первого поцелуя, он удовлетворенно спросил:
– Чего ломалась-то столько лет? Выпускного хотела дождаться, чтобы все красиво получилось?
Первый поцелуй стал и последним. Когда ошеломление от слов Борзых прошло, Ксения изо всех сил оттолкнула его от себя, и парень слетел вниз по лестнице, чуть не упав, но в последний момент схватился за перила.
– Что я такого… – начал было он, но девушка уже не слушала – она стрелой взлетела на свой этаж, быстро отперла дверь тамбура и захлопнула ее перед носом подбежавшего Никиты, досадуя на саму себя. «В чем-то он даже трогателен, – передразнила она отца. – Трогателен, как же! Тьфу!»
Ксения уехала в Анненск, поступать в институт, а Борзых пошел в местный колледж. Она не интересовалась его судьбой, а после того случая избегала вспоминать о Никите – память сразу услужливо подсовывала боль в затылке и ощущение чужого липкого требовательного рта, прижимавшегося к ее губам, из которого несло дешевой водкой.
Как-то раз зимой, вернувшись на каникулы к родителям, к тому времени уже купившим дом в районе Лежебяки, Ксения шла по улице и нос к носу столкнулась с молодой женщиной, в которой не сразу узнала свою одноклассницу – Аллу Богданову. Аллу, которую отчего-то все звали Лялькой, Ксеня не то чтобы не любила, но старалась не замечать. Не из-за высокомерия, которого в ее характере не было вовсе, а оттого, что Лялька была девчонкой странной и неприятной, обладавшей способностью цепляться как репей к кому ни попадя. Невысокая, грудастая, с плоским белым лицом, черты которого были ею унаследованы от бабушки-монголки, бойкая и вечно остервенелая Алла созрела раньше, чем все остальные девочки в классе Ксении, и сразу стала пользоваться успехом у мальчиков. Конкуренцию ей не мог составить никто, однако, несмотря на это, девчонок Лялька ненавидела искренне, от души, и не упускала случая эту ненависть показать. Подруг у нее не было, приятельствовала она исключительно с парнями, причем слухи об этой дружбе ходили нехорошие, гаденькие, пересказываемые шепотом в школьных коридорах.
Пожалуй, кроме Ксении, Богданова была единственным человеком во всей школе, ничуть не опасавшимся Никиту Борзых. Больше того – он и сам ее побаивался. Тому были причины. Лялька частенько впадала по пустякам в бешенство и в таком состоянии становилась страшна: темные глаза начинали неудержимо косить, и зрелище это было пугающее, а вовсе не забавное. Волосы Алла одним небрежным движением руки перекручивала так, что они собирались в подобие хвоста, и вдоль лица оставались висеть две пряди, похожие на черную сгоревшую траву. Для устрашения она могла и зубы оскалить, а один раз завизжала – натурально завизжала на весь этаж, так что прибежали учителя и два завуча. К парням Алла была благосклонна, а вот девчонки ее нешуточно боялись – куда больше, чем того же Борзых.
Несмотря на это, наткнувшись на Аллу, Ксения почти обрадовалась. Часть ее одноклассниц разъехалась по другим городам, две и вовсе эмигрировали из страны, и, возвращаясь в любимый Тихогорск, девушка ловила себя на том, что скучает по тем, с кем вместе училась.
– Алла, привет! – Она радостно схватила руку в белой варежке и потрясла, по старой привычке здороваясь рукопожатием.
– Ты что здесь делаешь? – напористо спросила Лялька, не здороваясь и выдергивая руку. Она-то одноклассницу узнала моментально, и в глазах ее загорелась ненависть.
Ксения немного растерялась: в школе они почти не общались, и такой реакции она не ожидала.
– К родителям приехала.
– Надолго?
– На две недели.
– И сколько уже прошло?
Ксения замолчала, отстранилась от Ляльки, оглядывая ее. За прошедшие четыре года та сильно изменилась: черноволосая девчонка исчезла, ее место заняла молодая женщина с некрасивым, но интересным лицом. В школе Богданова не красилась, теперь же яркий макияж прибавлял ей возраста. Только выражение глаз осталось прежним – беспокойным и агрессивным.