Призрак Великой Смуты
Шрифт:
Есаул Григорий Семенов и войсковой старшина барон Роман фон Унгерн-Штернберг сидели в жарко натопленном помещении станции. Там, снаружи, стоял пощипывающий щеки морозец, а в прозрачном бледном зимнем небе висело негреющее зимнее солнце.
Есаул Семенов щелкнул крышкой часов и посмотрел на белый циферблат с позолоченными стрелками.
– Ну, что, барон, пора, – сказал он. – Велите своим людям седлать коней. Покажем большевичкам в Даурии – кто в этих краях хозяин.
– Будет исполнено, – хриплым голосом ответил барон. – Поверите ли, Григорий Михайлович, до чего мне осточертело сидеть в этой дыре. Скорее бы начать рубить этих ублюдков, посмевших поднять руку на государя. Вы ведь слышали, наверное, что император
Семенов покосился на своего собеседника, хотел ему ответить, но благоразумно промолчал.
«Да он же просто спятил, – подумал про себя есаул. – Господи, с какими людьми мне приходится делать великое дело?!»
Насчет императорского семейства у Семенова имелись несколько иные сведения. Живы, здоровы, и ничего с ними большевики не сделали. Живут в Гатчине, как простые обыватели, и в ус не дуют. А о великом князе Михаиле Александровиче говорили и вовсе невероятные вещи. Дескать, он добровольно пошел на службу к большевикам и командует у них целой гвардейской кавалерийской дивизией. Невозможно в такое поверить!
Но спорить с бароном есаул не стал. Уж слишком это было рискованным, да и абсолютно бесполезным занятием. Барон фон Унгерн-Штернберг, потомок рыцарей Тевтонского ордена, сейчас меньше всего был похож на своих остзейских предков. Старый однополчанин есаула, он в свое время был вместе с Семеновым направлен с фронта в Забайкалье, чтобы здесь сформировать из местных кочевых племен особую кавалерийскую часть. И, как ни странно, стопроцентный немец с родословной и гербом гораздо быстрее нашел общий язык со здешними бурятами и монголами, чем сам Семенов, который родился в этих краях, хорошо знал их языки и обычаи и имел множество знакомых среди нойонов и торговцев скотом. Произошло это, скорее всего, потому, что есаул, родившийся в семье скотопромышленника и не имевший в роду ни одного дворянина, старался выглядеть так, как с его точки зрения должен выглядеть русский, пусть даже и казачий, офицер.
Барон же, не обращая внимания на утвержденные воинскими уставами правила ношения форменной одежды, напялил поверх офицерского мундира желтый китайский шелковый халат, а на шею повесил шнурок с каким-то языческим монгольским амулетом, заменяющим сейчас ему аксельбант.
Семенов даже не пытался делать ему замечания – он слишком хорошо знал характер барона и его бешеный нрав. К тому же, как ему не раз докладывали доверенные люди в окружении барона, тот злоупотреблял алкоголем и опиумом. Как писал в аттестации на Унгерна их бывший командир барон Врангель: «В нравственном отношении имеет пороки – постоянное пьянство – и в состоянии опьянения способен на поступки, роняющие честь офицерского мундира».
В 1916 году, находясь на излечении после очередного ранения, барон в пьяном безобразии набросился с шашкой на офицера одной из тыловых комендатур, за что был приговорен военным судом к трем месяцам содержания в крепости.
Но в то же время есаул Семенов знал, что барон Унгерн храбр до безумия и любит войну, как другие любят карты, вино и женщин. Воевать он начал в 1-м Нерчинском полку 10-й Уссурийской дивизии армии трагически погибшего генерала Самсонова и прославился лихими рейдами во вражеских тылах. Барон Унгерн безжалостно рубил своих соплеменников – солдат армии кайзера Вильгельма. В бою он не щадил никого, в том числе и себя. Подтверждением тому были четыре боевых ранения и пять орденов, в том числе Святого Георгия 4-й степени. Вон он – белый эмалевый крестик – висит на груди барона, выглядывая из-под отворота распахнутого китайского шелкового халата.
Силы,
Но есаул не сказал им ни да, ни нет. Хотя он и сделал уже свой выбор. Помогла ему в этом долгая беседа с одним милейшим японцем, который предпочел не называть свое имя. Семенов сумел через друзей в японском Генеральном штабе узнать, что довелось ему иметь дело с известным японским разведчиком Кэндзи Доихара, считавшимся в Токио специалистом по русскому Дальнему Востоку. Доихара довольно убедительно сумел объяснить есаулу, что для него предпочтительнее будет строить свои отношения не с американцами, а именно с ними, с японцами. Предпочтительнее по многим веским причинам, в числе которых были и соображениям личной безопасности.
– Григория Михайровича, – говорил Доихара на довольно хорошем русском языке, – поймите правирьно, эти крохоборы янки считают, что все на свете можно купить. Возможно, что в чем-то они правы. Но в этом существует и обратная сторона – есри все можно купить, то, значит, все можно и продать. И они продадут вас, есри решат, что без вас они смогут с борьшей прибырью вести свой бизнес. А мы, японцы, в душе, несмотря на то что сменили самурайские доспехи на европейскую военную форму, остаемся все теми же самураями, которые, спасая свою честь, совершают обряд сэпукку. Мы похожи на наши сабли, резвия которых – резвия старых прадедовских катан, а рукоятки скопированы с рукояток европейских сабель.
Есаул сделал из этой беседы должные выводы. И теперь он готов повести в бой свое воинство, которое огнем и мечом пройдется по Даурии и дойдет до Иркутска. Семенов знал, что только движение вперед поможет ему победить большевиков.
Да, противник слаб, плохо подготовлен и обучен. Но, несмотря на это, отряд будет нести потери – война есть война. Однако с его продвижением вглубь российской территории силы отряда будут только расти – к ним примкнут все, кто недоволен властью большевиков. И чем решительней и беспощадней он будет расправляться с представителями этой власти, тем меньше потом появится желающих снова поддержать ненавистных есаулу узурпаторов из Таврического дворца.
Поэтому следует придерживаться правила – твердость, жестокость, решительность! Только так можно навести порядок в Забайкалье.
Есаул Семенов, накинув полушубок и нахлобучив мохнатую казачью шапку, решительно вышел на улицу. Легкий морозец сразу же ущипнул за лицо, а под ногами захрустел недавно выпавший снег. Его воины уже были в седлах и ждали приказа своего командира и вождя.
Кого только среди них не было! Буряты, монголы, маньчжуры, китайцы – из числа тех, кто «прославился» у себя на родине уголовными делами, заслужил строгое наказание и, не дожидаясь казни, подался в отряд Семенова в расчете на веселую жизнь и богатую добычу. Были тут и русские, в основном казаки, были даже бывшие военнопленные – сербы, венгры, румыны и немцы. Все они считали своим командиром лишь его, есаула Семенова, и принесли клятву верности только ему одному.