Призрак японского городового

Олди Генри Лайон

ГРОМОВ. И пометка: «в этой сцене не забыть упомянуть то и это».

ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Все остальное мы и так знаем. Остальное лежит в идейной области. Она у нас в начале плана намечена. И выделена жирным курсивом.

ГРОМОВ. Плюс пометки: не забыть упомянуть об этом, потому что оно здесь должно «выстрелить». Пора, значит, вводить такой-то фактор в следующем эпизоде.

Вопрос. Я не знаю, попадали ли вы в такую ситуацию, но у меня она случилась – может, подскажете, как выбраться. Я чаще всего

люблю писать мир, а не персонажей. Нет, персонаж мне нравится, но, тем не менее, я могу его убить без сожаления. Хотя я знаю, что читателя интересуют герои, но главным героем у меня всегда является мир. Мир, в котором есть своя механика, своя схема действия. Живой мир. Но когда у меня есть мир, я не могу поселить в нем персонажей. Мир настолько объемный сам по себе… Фактически он и должен являться главным героем повествования. Но я же не могу писать все целиком от лица мира! Мне нужны герои, а я не могу их туда поселить!

ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Можно встречный вопрос: а у вас есть что-нибудь уже написанное из большой формы?

Реплика. Нет.

ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Я так и думал. Попробую объяснить с театральной точки зрения. Вы – художник-декоратор. Хорошо, главный художник-декоратор. Вы прекрасно знаете, как должна выглядеть сцена в будущем спектакле, где будет стоять мебель, и как мебель будет выглядеть. Падуги будут с бахромой, а занавес станет двигаться в разных направлениях, как в «Гамлете» на Таганке…

ГРОМОВ. …здесь в кульминации отразится свет софитов, и все будет блестеть, но этот участок останется в тени – замечательно!..

ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Актеры же вас не интересуют, они – не ваша епархия. Актеры вам безразличны. Поэтому, извините, вы никогда не поставите спектакль, пока в вашем театре не появятся режиссер, актеры, композитор, хореограф, осветители…

ГРОМОВ. Это может быть соавтор, но можно и всех этих работников воспитать внутри себя. Если есть желание и силы, то это в принципе делается. Но должно появиться реальное мощное желание. Скажу пафосно: пока вы не полюбите собственных героев, не оживет и ваш мир. Мир – это замечательно, он может быть очень интересным, красивым, оригинальным. Но если его не будут населять живые существа, к которым вы не равнодушны… Ну, описали этот мир – дальше-то что?!

Вопрос. Сталкивались ли вы с ситуацией, когда конфликт происходит с самим миром? Может быть, в некоторой степени «Черный Баламут»?

ГРОМОВ. Но конфликт-то все равно через персонажей выражается. Если даже проблема происходит с целым миром – стихийное бедствие или космическая катастрофа – все равно надо показать эту проблему через людей, столкнувшихся с ней!

Реплика. А вот мы нарисовали персонажа или целый мир, да – и вдруг нам жалко ему конфликт устраивать!

(смех в зале)

ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Конфликт происходит на уровне сил, идей, стремлений. А персонифицируется в людях, проявляется в героях.

ГРОМОВ. Любовь против ненависти, честь против предательства. На уровне глобальных понятий, нравственных и идейных категорий, принципов, взаимоотношений – вот это конфликт. А персонажи – это выразители сил конфликта.

ЛАДЫЖЕНСКИЙ. То есть, конфликт «одевается» в людей!

ГРОМОВ. Но базовый конфликт строится не на уровне персонажей, а на уровне идей, принципов, понятий, категорий. К описываемому миру это относится в равной степени. Если в вашем мире все благостно и хорошо, то не возникнет конфликта. Если же все-таки устроить конфликт – так вам же мира жалко! Нет, конфликт необходим. Тогда появятся персонажи, которые выражают ту или иную сторону конфликта… Они, кстати, в процессе могут переходить с одной стороны на другую – это самое интересное. И тогда посредством героев для читателя и раскроется ваш оригинальный и прекрасный мир, показанный в динамике конфликта.

ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Мы больше интересуемся традиционными драматургическими конфликтами. Мы стараемся увидеть чистый конфликт, четче его персонифицировать в персонажах, в их действиях, поступках, диалогах… Кстати, именно сейчас диалоги вдруг пошли – через сколько лет вдруг начал получать огромное удовольствие, когда пишу диалоги! Знаю, как герои говорят, слышу интонации… Мне интересна драматургия. Для меня таможенник Верещагин, подымающий бочку над головой под музыку Шварца и стихи Окуджавы, намного выразительнее сложнозакрученного эстетского текста или пейзажа в неком фильме, где ничего не происходит два с половиной часа от начала до конца. Таможенник важнее, потому что меня при виде Верещагина «пробивает на слезу». А эмоции очищают душу.

Вопрос. Вот у меня проблема: второстепенный герой всегда доминирует над главным. При этом даже если меняю им роли, ничего не меняется…

ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Даже не знаю, что подсказать!

Вопрос. Я не могу найти выход. Я это замечаю, замечают те, кто читает меня, мне на это указывают…

ГРОМОВ. Мы можем подсказывать решение тех проблем, с которыми хотя бы раз сталкивались сами. Есть опыт, один из вариантов решения мы знаем. С такой ситуацией, как ваша, мы не сталкивались, поэтому не можем подсказать решения.

Вопрос. Был такой древний жанр – жизнеописание. Античность, историки в Средние века… Очень классно в советское время – Георгий Гулиа потрясающий, замечательный писатель; «Баллада судьбы» Вардана Варджапетяна. Можно ли сейчас написать вот такое жизнеописание, роман, в котором завязка, кульминация и развязка – это жизнь одного человека? Чтобы идеей, темой и вообще целью написания книги было жизнеописание?

ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Фактически исторический роман? Да, можно.

ГРОМОВ. Жизненный путь человека? Да.

ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Я правда, боюсь, что читатель в массе своей не захочет такую книгу читать. Если роман будет исторический, то читатель, во-первых, вместо чтения начнет выискивать соответствие фактажа энциклопедии. Такое вот странноватое наслаждение. А во-вторых, все равно там целью не будет просто жизнеописание человека. Все равно понадобится конфликт, а за ним подтекст… И если это художественное произведение, мы не обойдемся без вымысла. Художественное иначе не строится.