Призраки дождя. Большая книга ужасов (сборник)
Шрифт:
Санёк бросился к лестнице. В душе он отлично понимал, что разбитые часы собрать не удастся. Он помнил, как звенело стекло, как разлетались шестеренки. Как Анель ногой поддевала хрупкие детали. Но если все это собрать в горсть и отнести мастеру – в Японии самые лучшие мастера, – может, получится что-то восстановить?
В первую секунду, когда он увидел идеально блестящий пол вокруг диванов, где они сидели какие-нибудь пару часов назад, Санёк решил, что ошибся. Что спустился не по той лестнице. Что пришел не на тот этаж.
Но стоящая в стороне
А если поискать в том же месте, где нашли эти часы? Пробежаться по помойкам? Может, там отыщутся другие, тоже идущие вспять?
Санёк рванул на выход.
Узкий коридор, стойка регистрации. Улыбнулась худенькая девушка, администратор. Уже около двери вспомнились слова Каору о зонтиках. Высокая деревянная стойка хранила единственный зонт. Черная ручка. Черный железный каркас, прозрачная полиэтиленовая ткань.
Зонт как будто сразу подстроился под Саньку: закорючка ручки удобно легла в ладонь.
Распахнутые двери впустили в холл гостиницы душный токийский вечер. Одежда пропиталась сыростью. Зонт щелкнул.
Уже бредя по улице, Санёк понял, что не найдет ничего. Прошел целый день. Трудолюбивые японцы давно собрали весь мусор. Встреченные урны сверкали чистотой. Заглядывать в каждую при таком скоплении народа было неудобно. Оставалось только плыть вслед за всеми, просто переставляя ноги.
Толпа! Откуда на этом острове такая толпа? Ешь рис и размножаешься почкованием?
Санёк пер напролом, шагал по лужам, разбрызгивая воду, но… никого так и не смог коснуться. Японцы неуловимыми движениями обходили его. Даже зонтик его ни разу не был задет.
Эта осторожность и деликатность начинала бесить. Культурные нашлись! Добрые! А как проклятья на других насылать? Где их доброта?
Толпа на перекрестке копилась. Вновь подходящие спокойно занимали свободное место, не пытаясь пролезть вперед, притереться теснее или занять более выгодную позицию. Все стояли спокойно, прячась под своими зонтиками. И даже капли с зонтов не попадали на людей.
Ярость ударила в голову. Захотелось сложить прозрачный купол и начать лупить им направо и налево. Захотелось пробиться вперед и броситься под чинно идущие с правильной скоростью машины. Захотелось домой, где все неправильно, где люди ближе друг другу, где нет этой холодной отчужденности.
Загорелся зеленый, и толпа хлынула на толпу. Санёк пошел в общем потоке.
Сейчас эти две толпы сойдутся, и начнется драка, из которой живыми выйдут не все. Кто-то потеряется, растворится, растает в каплях дождя.
Ничего не произошло. Санька благополучно потоком донесло до пешеходной дорожки. Потом он еще немного прошел, подчиняясь общему направлению движения. В какой-то момент ему это даже понравилось – просто идти, куда все, подстраиваться под чужой ритм, под чужое желание.
Он споткнулся, когда понял,
В парке Уэно.
Дождь почти закончился. Невесомые капли пронизали воздух, покрыв зелень серым налетом. Все здесь было тихо, спокойно, недвижимо.
Санёк стоял на краю дорожки, смотрел на аккуратно подстриженный газончик, и в нем уже ничего не рождалось. Ни ненависти, ни зависти. Ему теперь никто не поможет. Он не обратится ни к Шишкиной, ни к Алисе, не расскажет обо всем Илье, не ответит на бесконечные вопросы Вади. Да, он может позвонить матери, пожаловаться отцу, но они не поверят. Они знают своего сына Санька, а то, что перед ними предстанет, Саньком быть никак не может. Он обречен. Остается только умереть.
На фоне серой листвы ярким пятном выделялась клумба с резко-голубыми цветами. Они дружными кубышками теснились на ветках. И даже как будто чувствовался их запах, такой же резкий и голубой.
Вид цветов вырвал Санька из грустных мыслей. Голубой цвет раздражал. Отвлекал. И еще больше отвлекала склонившаяся над цветами белесая фигура. Это была девушка, одетая в национальный японский костюм – несколько халатов торчали друг из-под друга, а сверху все это венчало что-то явно тяжелое с широким поясом. Как его там? Кимоно… И только волосы были распущенные и мокрые. Маленький тряпичный зонтик девушку не спасал, хотя она его и держала над головой. У девушки было сильно набеленное лицо с ярко подведенными бровями и глазами. Они словно были заново нарисованы на абсолютно белом фоне. Алые губы выделялись на белом тревожной каплей.
Девушка уже давно не смотрела на цветы, а уставилась на Санька. Чего сам Санёк понял не сразу. Он все пялился и пялился на девушку, и в голову ему почему-то закралась идея, что красили ее не вручную, а на каком-нибудь специальном станке. Пристроил лицо в подставку для подбородка, а дальше шмяк один раз – белила; шмяк второй раз – черная краска; шмяк третий – губы. Следующий.
Когда девушка улыбнулась ему и поклонилась, Санёк покинул мир будущего, где все станут делать машины, и попятился, как будто девушка могла прочитать его глупые мысли и обидеться.
Нет, она не обижалась. Улыбалась, пела свое: «Конничива! О-гэнки дэс ка».
– Нормально у меня все, – отозвался Санёк, крепче сжимая ручку зонтика.
– Оу! – вдруг воскликнула японка, забавно округлив рот. При этом стало видно, что зубы у нее черные.
– Хай! – поднял руку Санёк, отступая еще дальше.
Японка дошла до границы зеленой лужайки с дорожкой и остановилась. Больше она ничего не говорила, только с интересом смотрела. Глаза огромные, черные, оторвать от них взгляд невозможно. Но Санёк за сегодня уже не первый раз преодолевал чужую волю. Вот и сейчас он отклеил свой взгляд от лица японки и опустил глаза.