Призраки дождя. Большая книга ужасов (сборник)
Шрифт:
– Пойдем! – сухо произнесла Эбба, легко вогнала лопату в землю и шагнула к крыльцу. Прямо как заправский землекопатель. А внешне не скажешь, что она занимается перемещением земли в пространстве. Хотя… Серые штаны. Серая кофта. Черные ботинки. Когда опустила руку, звякнул браслет.
– Ой, ты носишь! – восхитилась Алена. – А я, представляешь, чуть не утонула, браслет потеряла. И как ты ходишь по этим тропинкам? Потеряться же можно! Или вы другой дорогой ходите? А родители твои уже дома? Мне бы переодеться во что-нибудь. И маме надо позвонить. А то я тут уже давно брожу. Представляешь, хожу, хожу,
– Нет.
Алена почти и не услышала ответа, потому что произнесла его Эбба себе под нос, переступая порог дома по скрипучему деревянному настилу.
– А я, представляешь, на одну мызу заезжала, так там сумасшедшая живет. Вылила на себя целое ведро воды. Говорят, кого-то у вас здесь встретила. Не тебя, случайно?
– Не было никого, – хрипло отозвалась Эбба, тяжело поднимаясь по ступенькам крыльца, как будто вдруг постарела лет на двести, а то и триста.
– А вы здесь давно живете? Марта лет пять назад, говорят, в болоте купалась, а потом побежала хозяйский дом поджигать.
– Всю жизнь живем. Никого не было.
– А я так и подумала, что вурдалак врет…
Алена запнулась – ее не слушали. Эбба скрылась за дверью.
Что-то там хлопнуло. Алена заспешила следом, успела заметить в дверном проеме окно большой комнаты, длинный стол, лавку. От всего этого повеяло как будто бы теплом и летом, настоящим южным летом. Алена сделала последний шаг. В нос ударил запах старого гниющего дерева, в углу как будто пискнули.
– А я, представляешь, вся промокла, – пробормотала Алена, теряясь, – не знаю даже, как домой идти. И велосипед в лесу оставила. Там еще Андрюха.
Все представлялось не так. Где белый уютный домик? Где столы с кружевными скатертями? Где угощения? Где родители Эббы, которые должны говорить, как они рады, как им нравится новая знакомая их дочери.
Эбба дошла до угла комнаты и остановилась, уставившись там на что-то.
Алена пошарила взглядом по пустым стенам, по одинокому чайнику на плите, по вешалке, полной темных бесформенных вещей.
– Я не вовремя, да? Ты вроде не сказала, когда приходить… Я и решила, вечером. Думала, ждешь, скучаешь. А ты не скучаешь, да?
И замолчала, теребя тонкую цепочку на груди. Эбба медленно повернулась. Взгляд ее ожил. Она смотрела на нервные движения Алены.
«Сейчас попросит», – испуганно подумала Алена и заторопилась:
– У тебя нет во что переодеться, пока эта высохнет?
Эбба на мгновение закрыла глаза, а когда открыла их, лицо у нее опять было пустым и равнодушным.
– Есть одно платье. Тебе подойдет.
– А еще чаю бы, – неслась вперед Алена. – Холодно очень. Ты покажешь, как от тебя выйти, хорошо? Тут, наверное, другая дорога есть. Короче. А то через болото идти опять. Я в темноте в него упаду. А вурдалака рядом и не будет.
И неожиданно для себя глупо хихикнула.
– Есть другая дорога, – согласилась Эбба и застыла с чем-то невзрачно-серым в руках. Сейчас она была неспешная. Совсем не такая, как утром. Около маяка она прыгала по камням, гоняла чаек и рассуждала о скуке жизни на острове. А сейчас она словно постоянно забывала, кто она и где находится.
Вот и сейчас протянула серую шерстяную кофту и стоит, ждет, что
Это был длинный свитер со свалявшейся шерстью. Ворот хомутом свисал на грудь. Рукавов не было. Зато были глубокие оттопыренные карманы, в которые так приятно было спрятать руки. И хоть кулаки все еще были в грязи, зато стали потихоньку отогреваться. Алена села на лавку – сквозь мягкий свитер она не казалась такой уж жесткой, – вытянула ноги, пошевелила голыми пальцами. С них посыпалась болотная труха. Жизнь с каждой минутой становилась все лучше.
А дом, видимо, очень старый. Сухое дерево стен, между бревен торчат ворсинки мха, который проложили для тепла. Ни зеркала, ни картиночки, ни кусочка обоев – дом как построили, так он и стоял. Темные доски потолка рассохлись и зияли щелями. Окно было врезано в стену и не имело даже подоконника. Штор оно тоже не знало. Зато около этого окна стояла настоящая плита, газовая. Неожиданно белая и как будто новая – ее поверхности блестели. А вот чайник на ней был не первой молодости. Он как будто побывал под обвалом: здорово помят, некогда горделивый носик смотрит в сторону. Были еще стол и лавка, но не было кровати. Может, кровать за другой дверью? В отдельной комнате? На улице под навесом? А что? Здесь все возможно. Люди закаленные.
– Слушай, а чем ты тут занимаешься? – спросила Алена, наконец поняв, что нет в комнате и телевизора. Даже радио и того не видно. – У тебя же ничего нет. По вечерам в окно, что ли, смотришь? И как можно жить без Интернета? Чего делать-то?
Эбба стояла около плиты, покачивая в руке чайник. Вода в нем плескалась, рождая воспоминание о болоте. Вновь послышался запах гнили, кислятины. Алене показалось, что она все еще в болоте, что продолжает барахтаться. Что сквозь мутную пелену воды и полуобморочного страха видит, как вверх по склону бежит Андрей. Не спасал он ее, а мчался прочь. Как заяц.
– Сейчас лето. Людей много, – ответила Эбба, возвращая Алену в комнату.
– А зимой? – заерзала Алена на лавке, обрадовавшись ответу. – Ну, после школы. Куда податься?
Эбба не ответила. Или не успела ответить. Потому что за дверью, не той, через которую они вошли, а в противоположной стене, где, по Алениным представлениям, должна была распологаться спальня, что-то грохнуло, покатилось с глухим керамическим звуком, врезалось в стену и недовольно зашипело.
– Чего это? – подобрала ноги Алена.
Почему-то представилась крыса. Огромная толстая крыса, как она переваливается с лапки на лапку и жалуется на свою жизнь.
Эбба продолжала смотреть. И от этого ее неспешного поведения в комнате вдруг резко потемнело. Или это в окно кто заглянул, загородил последний свет.
Заволновался, затявкал на улице пудель и тут же замолчал, словно признал проходящего мимо за своего.
Теперь Эбба смотрела в окно. И опять не шевелилась.
Черт! Да что с ней происходит?
– А чего мы все в темноте сидим? – не выдержала Алена и, легко спрыгнув с лавки, щелкнула выключателем. Как все выключатели, этот жил около входной двери, был допотопен – черная, захватанная сотней пальцев поворотная пластина.