Призраки двадцатого века
Шрифт:
— Потому что здесь лучше, чем дома, — говорит папа. После этого я убегаю искать то, что еще осталось в списке, — шнурок и брелок для ключей, а отец остается, но тот разговор не забылся, он словно застрял у меня в голове, и я все время о нем вспоминаю; иногда мне кажется, что это один из тех моментов, которые нельзя забывать, — когда ты считаешь, что отец говорит одно, а на самом деле он говорит совсем другое, и в обычных словах спрятано что-то очень и очень важное. Мне нравится так думать. Это хорошее воспоминание — как отец сидит, сцепив руки за головой, а над нами синеет морозное небо. И это хорошее воспоминание — как над внешним полем парила и никуда не двигалась старая
ЧЕРНЫЙ ТЕЛЕФОН
Толстый мужчина на противоположной стороне дороги едва удерживал свои покупки. В обеих руках у него были большие бумажные пакеты, и одновременно он пытался всунуть ключ в замок багажника своего микроавтобуса. Финни наблюдал за происходящим, сидя на ступеньках перед хозяйственным магазином Пула с банкой виноградной шипучки в руках. Как только толстяк откроет дверцу багажника, все посыплется на землю. Пакет под левым локтем уже начал выскальзывать.
Мужчина был не просто толстым, а безобразно толстым. Выбритая голова блестела, как полированная, а там, где шея переходила в основание черепа, бугрились две пухлые складки. Он был одет не по погоде: в яркую рубашку с короткими рукавами навыпуск с рисунком из туканов и тропических лиан. Холодный ветер пробирал до костей, Финни ежился и поворачивался к нему спиной. Он тоже оделся слишком легко. Наверное, было бы разумнее дождаться отца в магазине, но Джону Финни не нравилось то, как поглядывал на него старый Тремонт Пул — с подозрением и неприязнью, как будто Джон воришка. Так что он только купил банку шипучки и вышел на улицу. Без виноградного лимонада он не мог прожить и дня.
Замок щелкнул, и дверца багажника открылась. Дальнейшее выглядело настоящим цирковым трюком, специально задуманным и тщательно отрепетированным. Лишь позднее Финни пришло в голову, что, возможно, так оно и было. Багажное отделение микроавтобуса доверху заполняли воздушные шарики. Как только дверца распахнулась, они единой бурлящей массой вырвались наружу — прямо на толстяка. Тот отреагировал так, будто не знал о них: отскочил назад и чуть не потерял равновесие. Пакет, прижатый к телу левой рукой, упал, ударился об асфальт и порвался. Во все стороны резво покатились апельсины. С лица толстяка слетели на землю его темные очки, однако он не обратил на это внимания, а потянулся на цыпочках вверх ловить шарики. Но было уже слишком поздно — недосягаемые, они уплывали прочь.
Толстяк выругался и сердито махнул им вслед рукой. Второй пакет он поставил в багажник, потом близоруко сощурился и огляделся в поисках очков. Он даже опустился на колени и стал ощупывать асфальт. Ему под руку попалось яйцо. Скорлупа хрустнула, и с гримасой отвращения на лице толстяк затряс рукой, стряхивая с нее блестящие сопли яичного белка.
К тому времени Финни уже перешел дорогу, оставив банку с лимонадом на крыльце магазина.
— Помочь, мистер?
Толстяк поднял на него заспанные невыразительные глаза.
— Ты видел эту чехарду?
Финни глянул вдоль дороги. Шары поднялись уже на тридцать футов от земли и летели ровно посреди улицы. Все они были черного цвета… как тюленья кожа.
— Угу. Да, я… — начал Финни, а потом замолчал и нахмурился. Это странная картина — черные шары, покачивающиеся под низкими облаками, — встревожила его. Кому нужны черные воздушные шарики? Для чего они? Для веселых похорон? Как зачарованный, он не мог отвести от них глаз и почему-то подумал
Толстяк вывел его из задумчивости.
— Ты не видишь моих очков?
Финни опустился на одно колено, наклонился и заглянул под машину. Очки толстяка лежали под бампером.
— Нашел, — сказал он и вытянул руку, чтобы достать их. — А для чего вам нужны шарики?
— По выходным я работаю клоуном, — ответил толстый мужчина. Он нырнул в багажник и достал что-то из пакета с покупками, положенного туда раньше. — Можешь звать меня Альберт. Или Ал. Кстати, не хочешь посмеяться?
Финни поднял голову и успел заметить, что Ал держит в руке черно-желтый металлический баллончик с нарисованными на нем мухами. Увидев, как Ал яростно встряхивает баллончик, Финни стал растягивать рот в улыбке: он подумал, что сейчас его обольют «силли-стрингом». [52]
52
«Силли-стринг» — атрибут вечеринок и клоунских представлений, баллончик вроде аэрозольного, из которого при нажатии вылетает струя полиуретановой пены, застывающая на воздухе длинной лентой.
«Клоун выходного дня» ударил ему в лицо струей белой пены. Финни хотел отвернуться, но был недостаточно быстр, и пена попала ему в глаза. Он закричал, отчего пена набилась и в рот. У нее был резкий химический вкус. Глаза превратились в раскаленные угли, тлеющие в глазницах; горло горело. Никогда в жизни Финни не испытывал такой боли — обжигающе-ледяной. Желудок вывернуло наизнанку, и виноградный лимонад горячим сладким водопадом вылился на асфальт.
Альберт взял его за шею и потянул вперед, в микроавтобус. Финни сопротивлялся. Он открыл глаза, но видел только огни оранжевого и маслянисто-коричневого света. Они вспыхивали, перетекали один в другой, бегали по кругу и гасли. Толстяк одной рукой ухватил его за волосы, а другую просунул ему между ног и оторвал его от земли. Предплечье Ала коснулось щеки Финни. Финни извернулся и вонзился зубами в подрагивающий жир. Он сжимал зубы, пока не почувствовал на языке кровь.
Толстяк взвыл и отпустил Финни, и на миг ноги мальчика снова коснулись земли. Он сделал шаг назад и наступил на апельсин. Лодыжка подвернулась, он потерял равновесие, начал падать, и тут Ал опять вцепился ему в шею и толкнул вперед. Финни с такой силой ударился головой о дверцу багажника, что загудел весь автобус. Ноги, его подкосились.
Обхватив Финни за живот, Альберт затолкал его в багажник. Когда толстяк убрал руку, Финни с головокружительной скоростью повалился во тьму.
Со стуком открылась дверь. Его ноги скользили по линолеуму. Он почти ничего не видел. Казалось, его тащат через черноту к подрагивающей моли сероватого света, а та отлетает все дальше и дальше. Хлопнула еще одна дверь, теперь его волокли вниз по лестнице. Он бился коленями о каждую ступеньку. Ал сказал:
— Черт, рука болит. Зря я сразу не свернул тебе шею за такие дела.
Финни подумал о сопротивлении. Это были далекие, абстрактные мысли. Он услышал скрежет засова, и его поволокли в очередную дверь, затем по бетонному полу и, наконец, на матрас. Ал подтолкнул его, и он повалился вниз. Мир совершил медленный тошнотворный переворот. Финни растянулся на спине, ожидая, когда пройдет дурнота.