Призраки проshлого
Шрифт:
– Не может быть, - прошептала я, прежде чем поняла, что в комнате мы с Эвеном больше не одни.
– Чего не может быть? – спросили позади, а я так резко обернулась, что разбудила Эвена.
– Демоны, я что, заснул?
Я не ответила, я смотрела во все глаза на Инара, который медленно подошел, забрал пергамент и посмотрел на схему плана, затем передал его Эвену.
– Вот и наши доказательства, - радостно воскликнул он, а я вздрогнула и опустилась в кресло, все еще не в силах поверить.
–
– И кому, ты думаешь, он принадлежит?
– Таре, - одна Богиня знает, как бы мне хотелось в этот момент ошибиться, и Инар подал мне надежду, отрицательно покачав головой.
– Не только ей. Писать вместо буквы «Л» крючок – фамильная черта всех де Лиаров. Поэтому я и узнал почерк, и Эвен.
– Ты успокаиваешь меня или предупреждаешь?
– Ни то, ни другое.
– Потому что и то и другое одинаково скверно.
– Верно, - не стал лгать он.
– Значит, это они устроили все это? Лиары?
– Очень похоже на то.
– Или кто-то весьма умело их подставляет, - обозначил свое присутствие Эвен. А я уж признаться, слегка подзабыла, что он тоже все еще здесь.
– Но план доказывает обратное. Они, по меньшей мере, замешаны.
– И мы обязательно все выясним.
– Бедная Тара. Она моя подруга, - проговорила я, едва сдерживая слезы.
– Я знаю, - откликнулся Инар, и присел на корточки напротив, сжал мои руки, жаль, что на его были все те же проклятые перчатки. Он с ними не расстается, никогда.
– Ну, ладно. Я пошел. А вы тут… воркуйте, - хмыкнул Эвен, а когда мы не отреагировали, шумно вздохнул, проговорил что-то вроде: «разговаривать не с кем» и ушел, так же, как и пришел, через зеркало.
– А я думала, только ты так умеешь? – удивилась я.
– Я активировал для него портал, только на сегодня.
Мы замолчали, а я, наконец, получила возможность внимательно его рассмотреть, и мне не понравилось то, что увидела. Он устал, но если Эвен не стеснялся показывать это, то Инар все еще тщательно себя контролировал, даже со мной он не мог позволить себе расслабиться.
– Не надо, - прошептала я, прикоснувшись рукой к его колючей от щетины щеке. – Не сдерживайся со мной, пожалуйста.
Он не ответил, лишь уголки его губ едва заметно дернулись, то ли в улыбке, то ли в гримасе боли или чего-то еще, неважно. Главное, что он оттаял и уткнулся головой мне в колени, как ребенок, безумно уставший, одинокий ребенок, которому даже не кому пожаловаться. Я ни о чем не спрашивала, просто гладила его по мягким, как шелк, волосам. Представляю, как тяжело ему это было сделать – признаться в собственной слабости. И очень зря. Ведь я понимаю, что иногда даже самые сильные могут быть слабыми. А если не с кем, некому пожаловаться, или опереться, то можно ведь и сломаться в один миг. Мне ведь не сложно отдать ему частичку тепла, все, что необходимо, чтобы успокоить, прогнать усталость и боль ненадолго. А он, дурак, терпит, сжимает зубы до скрипа, но терпит, даже сейчас, наедине, когда никто ничего не видит.
Не знаю, сколько мы так просидели. Час, два, или несколько мгновений, но, наконец, он поднялся, поцеловал мои руки и явно собирался занять соседнее кресло, но прежде налил себе вина из графина. Мне не предложил.
– Ты из-за той полукровки так расстроен? Она…
– Жива. Мы успели вовремя. Точнее Хорст успел вовремя нас предупредить.
Я не знала эту девушку, но с заметным облегчением приняла эту весть. Страшно даже подумать, каким бы я увидела его, если бы они не успели. Уверена, он поедом себя ест за все, что произошло сегодня. А мне так хотелось, чтобы он прекратил, хотя бы ненадолго, на сегодня. Я покачала головой, глядя на его сжатые губы складку на лбу, непроницаемый взгляд, и упрямую решимость, которая в итоге мне надоела. Я медленно поднялась, сделала пару шагов к нему, и допустила невероятную вольность в глазах всего света. Я обняла этого жестокого, сурового, и невыносимо гордого мужчину, который даже сейчас не мог позволить себе ни толику слабости. Но я-то могу. Коснуться щеки немного дрожащей рукой, очертить скулы, прикоснуться к губам… Он закрыл глаза от этой ласки, или это мои пальцы его заставили, немного расслабился, впитывая мою энергию, мой запах, тепло моей руки. А когда я хотела убрать руку, вдруг накрыл мои пальцы своими, перехватил руку, провел по щеке до самых губ, которые поцеловали ладонь, запястье, и в следующее мгновение он завел мою руку мне же за спину.
– Уходи, сегодня я слишком устал, чтобы бороться. Уходи сейчас.
– Ну, уж нет, - упрямо возразила я. – Сегодня ты от меня не отделаешься.
Он печально улыбнулся, тоскливо так, болезненно для меня и вдруг признался:
– Ты, как солнце, теплое и сверкающее, отгоняющее тьму, но недоступное, невозможное, тебя всегда слишком мало.
– Сегодня меня будет достаточно. И даже не думай спорить, - ответила я, и толкнула его в кресло, а после и вовсе забралась к нему на колени, и обняла своего невыносимо упрямого мужчину. Уж если и делать то, что хочется, то делать до конца. Он удивился, но спорить и отбиваться не стал.
– Они устроили все это из-за нас? Чтобы добраться до нас?
– Скорее здесь несколько причин, но да… их основная цель весьма прозрачна. Поначалу, мы думали, что кто-то мутит воду против одного из членов Совета, или нескольких. Хорст, Эклир и…
– Дед.
– Да, но все оказалось немного иначе. Богусы напали на них не из-за того, что они члены Совета, а из-за вас. Ты связана с Агеэра, Хорст охранял Ниру…
– А Эклир?
– Он связан с пятой полукровкой, которая недавно стала невестой одного из его сыновей. Министр только-только вернулся с помолвки. Вряд ли они знали о ее местонахождении точно, быть может, догадывались, или хотели просто вывести министра из строя таким странным способом. Мы получим ответ на этот вопрос, когда найдем того, кто все это затеял.
– Знаешь, все так странно. Зачем он отпустил меня, там, в переулке? Ведь я была в его руках, но он отпустил, а вечером эта девушка принесла богусов, чтобы нас убить. Почему? Он передумал?