Призраки прошлого
Шрифт:
– Как ты, дорогая? Все в порядке. Ну как же ты там оказалась? – прижимая к себе Милану, пробормотал он.
Я тяжело встал, огляделся и увидел у берега катер. Рядом стоял Мельгунов, его сердечный дружок и охранники. Маячила лысая макушка Розенштейна. Они вели себя так, будто ничего не произошло! Эти безмозглые уроды едва не угробили нас! Я сжал кулаки и ринулся к ним. Но тут кто-то с силой схватил меня за руку.
– Олег, не надо, – услышал я горячий шёпот Лифшица. – Ты сам-то не пострадал? Врач не нужен?
– Я в порядке, – я вырвал руку, в груди кипела ярость, душили бессильные слезы.
На подкашивающихся ногах я доплёлся до ближайшего трейлера и опустился на ступеньки. Кто-то набросил на плечи плед. И я услышал такой родной голос мамы Гали:
– Олежек, пойдём, я тебя угощу.
Я уселся на кушетке, и только сейчас ощутил, как мелкой дрожью тряслись руки и ноги. Перед глазами стояло иссиня-бледное лицо Миланы с кровавой отметиной на виске. От этого я должен был спасти Милану, или нет? Или испытания впереди?
– Выпей, Олежек, – мама Галя протянула маленький стаканчик с янтарной жидкостью.
Я сделал глоток, закашлялся. Гримёр села рядом, обняла.
– Ну как ты? Пришёл в себя?
– Она могла погибнуть. На моих глазах, – глухо сказал я, опустив голову.
– Ты её очень любишь?
Я лишь вздохнул.
– Забудь о ней, сынок. Все равно она от мужа не уйдёт. Никогда, – проговорила она грустно, погладив меня по голове.
– Что так? Очень любит? Или потому что он – режиссёр знаменитый?
– Потому что ты для неё лишь одно из её маленьких приключений. Съёмки закончатся, и она тебя из головы выкинет.
– Это мы посмотрим, – сердито бросил я. – И со мной Верхоланцеву не так легко будет справиться, как с Северцевым.
– Ты что, Олег, думаешь, Дмитрий Сергеевич виноват в смерти Гриши? – удивилась мама Галя. – Глупости это. Они дружили с Гришей, рыбачили вместе. Уж кто-кто, а Дмитрий Сергеевич не мог.
– Разве Верхоланцев не ревновал к Северцеву?
– Он сквозь пальцы на это смотрел. Для него главное – работа. А Милана об этом никогда не забывала.
– Ну, кто-то же убил Северцева?! Кто?
– Олежек, почему это тебя так волнует?
– Галя, я действительно родственник Северцева. Наши деды были родными братьями. Правда, мой дед никогда не рассказывал об этом, поэтому я ничего не знал. Но теперь я должен выяснить, кто убил моего брата. Должен!
– Я давно об этом догадывалась, больно ты похож на Гришу, не только внешне, но и повадками, жестами, голосом. Хорошо, я тебе расскажу, что знаю, – добавила она доверительно. – У Гриши были натянутые отношения с продюсером. Он ведь не только главную роль отдал Игорю. Давид Григорьевич заправляет всеми деньгами, а Гриша в последнее время очень в деньгах нуждался.
– Он много проигрывал?
– Да. Знаешь, скажу тебе по секрету, Олежек. Только ты не смейся, – она смущённо улыбнулась. – Грише являлся призрак. Его очень пугало это, он сутками пропадал в казино, пытался расслабиться, отвлечься. Много денег просаживал.
– И попал в зависимость к Розенштейну?
– Да. В страшную кабалу. Гриша жаловался мне, что не рассчитается до конца жизни теперь.
– Тогда Розенштейну было не выгодно убивать Северцева, – задумчиво сказал я. – Пока долг не отдал бы.
– Гриша выполнял для Давида Григорьевича какую-то работу. Не могу сказать, что именно. Но это было очень неприятно для него. Возвращался по утрам злой и раздражённый. Один раз я услышала разговор Гриши и Давида Григорьевича. Гриша кричал, что больше не будет что-то делать. А Розенштейн ответил: «Гриша, повязан ты серьёзно. Пойдёшь к ментам – сильно пожалеешь». Мой совет, Олежек, держись подальше от Розенштейна. Утомила я тебя. Отдыхай, – добавила она, поцеловав меня в лоб.
Я прилёг на кушетку, задумался над словами мамы Гали. Какую хорошо оплачиваемую работу Северцев мог выполнять для Розенштейна? Наркотики, проституция? Я почему-то вспомнил разговор Верхоланцева с продюсером, когда Розенштейн говорил о том, что я должен участвовать в чем-то. И именно поэтому согласился платить мне ставку в пятьсот баксов.
– Ну что, как наш герой себя чувствует? – услышал я зычный голос Лифшица и приоткрыл глаза. – Отдохнул? Давай собирайся, надо одну сцену снять.
Второй режиссёр стоял в дверях и рассматривал меня. Я сел на кушетку и пронзил его таким гневным взглядом, что мог бы сжечь дотла.
– Что глядишь? Ты профессионал или нет? Некогда раны ковырять. Одевайся, и поедем.
– Как Милана? – спросил я.
– Все в порядке, – ответил спокойно Лифшиц. – Пара царапин. Ничего страшного. Одевайся, машина ждёт, – добавил он и выскочил из трейлера.
Я выругался про себя, но зашёл в свой трейлер, оделся. И когда вышел наружу, сразу заметил Верхоланцева, который спокойно беседовал с Мельгуновым. Сволочи! Как будто ничего не произошло!
Лифшиц оказался рядом и повёл к синему фургончику.
Весь путь до места съёмок я пытался представить, как всё это выглядит снаружи? Постарался отодвинуть занавеску и выглянуть в щель. Но лишь заметил, как машина въехала в узкий забетонированный туннель с тусклым освещением, быстро пронеслась. Остановилась и начала опускаться.
Когда мы вылезли, Лифшиц провёл меня по коридору, на ходу рассказывая о предстоящей съёмке. Но слова не достигали моих ушей – я никак не мог отогнать видение тёмной махины, которая пронеслась над Миланой, чуть не убив её.
– Ты слышишь меня? – Лифшиц дёрнул меня за рукав. – Значит так, говоришь: «Белла, это лучший джазмен Америки, а может быть и Вселенной».
Я остановился, как вкопанный, одарив безумным взглядом второго режиссёра.
– Милана будет сейчас сниматься?! Её не отвезли в больницу?