Призраки прошлого
Шрифт:
– Я ваш фанат, видел все ваши фильмы!
– продолжал возбуждённо орать бугай.
– По много раз. А «Золотые струны» - мой самый любимый.
Совсем недавно я тоже был лишь поклонником Миланы, влюблённым в нее, смотревшим с обожанием издалека. Поменяет ли она тысячи своих поклонников на одного?
– Ты ревнуешь?
– хитро сощурившись, спросила Милана, когда парень, наконец, исчез.
– Не переживай. Я выйду за тебя, буду дома сидеть, и меня быстро забудут. Поклонники растают, как дым сигарет.
В последней фразе я услышал насмешку, а не сожаление. Почему я, идиот
– Пойдём, а то нас уже группа заждалась, - сказал я хмуро, вставая.
– Игорь Евгеньевич будет сильно расстроен из-за нашего отсутствия.
– Олег, прошу тебя, будь с ним повежливей, - предупредила Милана быстро.
– В последнее время он злой, как чёрт. Постоянно капризничает, что-то требует от Розенштейна. Орёт, дверьми хлопает, всех утомил до ужаса.
Уже издалека я увидел Мельгунова, ерзающего на заднем сиденье шикарного ретро-авто, который мы обсуждали с Верхоланцевым, и решил, что у премьера разыгрался геморрой, поэтому он никак не может найти подходящее местечко для своей бесценной задницы. Рядом восседал «сердешный» друг Ромочка, которого никак в кадре быть не могло. Поодаль я заметил Кирилла с Верхоланцева, которые с одинаково хмурыми лицами наблюдали за приготовлениями мегазвезды.
– Ну что, все в сборе! Можно начинать, - потирая толстые, волосатые ручонки протянул удовлетворённо Розенштейн. - Роман Геннадьевич, я вас попрошу покинуть площадку, - добавил он, расплывшись в елейной улыбке, подобострастно распахнул заднюю дверь.
Рома медленно, с достоинством слез с белоснежного кожаного сиденья и направился к трейлеру. Я подошёл к машине, устроился за рулём, бросив мимолётный взгляд на Мельгунова, поглощённого суперсложным занятием - подкладыванием под задницу очередную подушку.
– Олег, не волнуйся, - услышал я голос Верхоланцева, который, несмотря на хромоту, быстро и незаметно возник рядом.
– Все равно мы сейчас будем только Мельгунова снимать крупным планом, а потом, если что, тебя переснимем. Любую отсебятину неси - не страшно.
Я кивнул, заметив, что «глаз» камеры смотрит только на заднее сиденье, где сидит премьер. Зачем ему понадобилось сниматься вместе со мной в этой сцене, я не мог понять.
– Мотор! Начали!
– крикнул Верхоланцев.
Лиля подбежала к машине, стукнула хлопушкой и быстро пробормотала номер кадра, Мельгунов аккуратно сел на заранее приготовленную подушку.
– Винченто, зачем ты хотел меня видеть?
– произнёс я свою реплику.
– Ты опять начал нас преследовать!
– озлобленно воскликнул Мельгунов.
– Преследовать? Дева Мария! С чего ты взял?!
Мельгунов резко подался вперёд, почти оказавшись вровень со мной и прошипел:
– Я постоянно вижу тебя в зале, когда выступает Белла. Шляешься здесь, пытаешься вновь наладить отношения. На что надеешься?
Криво усмехнувшись, я повернулся к нему и произнёс:
– Винченто, клуб теперь принадлежит мне. Я могу там находиться, когда мне заблагорассудиться. Понял? Не знал об этом? Я выкупил его за долги.
– Да, Белла мне сказала, - откинувшись на сиденье, произнёс Мельгунов хмуро.
– Но все равно, это не даёт тебе право...
– Ты, непризнанный гений, заткнись и слушай - я владелец клуба! Если захочу, выкину тебя вон. Терплю тебя только из-за Изабеллы, - кажется, слово «гений» мне удалось произнести с самой ядовитой насмешкой, на какую я был способен.
Мельгунов скуксился и проговорил меланхолично:
– Хорошо, я предлагаю тебе сделку. Я получил контракт на мировое турне. На год. Когда вернусь, буду богат, как Крез. Богаче тебя раз в сто. И это будут честные деньги!
– Вот когда вернёшься, тогда и поговорим, - бросил я сухо.
– Соглашайся на сделку, - раздался будто шедший из глубины сознания зычный голос. - Соглашайся, или больше никогда не увидишь Милану живой.
Я резко обернулся к Мельгунову, по коже побежали мурашки - за спиной мегазвезды возвышалось нечто отвратительное, бесформенное с горящими глазами, в которых я увидел бездну, где на самом дне лежали кучи растерзанных, окровавленных тел. В нос ударил отвратительный смрад из горящей серы, разлагающейся плоти и едкого дыма. Я отчётливо увидел пожелтевший пергаментный свиток, на котором неразборчивой вязью шли убористые значки, интуитивно встряхнул головой, видение исчезло. Мельгунов протягивал мне обычный белый лист бумаги со стилизованной гербовой печатью.
– Я предлагаю тебе сделку, - прозвучал его совершенно обычный, ничем не пугающий голос.
– Я выкупаю с процентами клуб, но с отсрочкой на год. Через год возвращаю все тебе сполна,
– Я никогда не соглашусь на это, - отчеканил я.
– Никогда! И ты ничего не сможешь сделать!
– Стоп!
– я вздрогнул от визга.
– Мерзкая скотина, гнусное отродье, что за х...ню несёшь! Мы же договорились, снимаем с одного дубля! Убью, сволочь, кадр испортил!
Рядом оказался мгновенно побагровевший от злости Розенштейн, похожий на разъярённого павиана с красной задницей, которая переместилась на голову. Несмотря на гнетущее впечатление от встречи с посланцем Ада, его прыжки рассмешили до такой степени, что захотелось расхохотаться.
– Успокойся, Давид, - к нам подошёл Верхоланцев.
– Это я попросил Верстовского импровизировать. Все получилось именно так, как нужно. Все в порядке.
– Все равно, пусть следует сценарию, - уже немного успокоившись, хмуро пробормотал Розенштейн.
– Он должен согласиться на эту сделку, иначе это нарушит дальнейший ход событий, - проворчал он.
Верхоланцев подёргал себя за усы, и миролюбиво проговорил:
– Послушай, Давид, получается неубедительно. На кой хрен Франко соглашаться? Ну, сам подумай?
– Что ты предлагаешь?
– бросив взгляд на часы, пробурчал Розенштейн.
– Прямо здесь изменить сценарий?
– Нет, я предлагаю оставить сцену, как есть. И отправить в печать.
– Нет, он должен согласиться, - вдруг подал голос Мельгунов.
– У меня есть кое-какие соображения.
Он достал из кармана сложенный листок бумаги и подал Розенштейну. Тот аккуратно развернул, пробежал глазами и воскликнул радостно:
– Вот то, что надо! Игорь Евгеньевич, вы гений! Настоящий гений! Каково?
– подавая Верхоланцеву, добавил он с довольным видом.