Призраки Северной столицы. Легенды и мифы питерского Зазеркалья
Шрифт:
Кстати, восторг Державина пушкинскими стихами случайным не был. Несмотря на престарелый возраст, Державин хорошо понял, с чем столкнулся на переводных экзаменах в Лицее. Несколькими часами позже, на обеде у министра просвещения графа А. К. Разумовского, на котором присутствовал отец Пушкина, хозяин, обращаясь к нему, заметил: «Я бы желал образовать сына вашего в прозе», на что неожиданно оживившийся Державин, «вдохновленный духом пророчества», обращаясь ко всем, воскликнул: «Оставьте его поэтом!»
Г. Р. Державин
Державин происходил из древнего татарского рода. Его предок мурза Багрим покинул Орду еще в XV веке, во времена великого московского князя Василия Темного. Фамилия Державин происходит от прозвища внука этого мурзы — Державы. Державин гордился своим происхождением. Известно, что в 1783 году свою оду «К Фелице», напечатанную в «Собеседнике», он подписал: «Татарский мурза, издавна поселившийся в Москве, а живущий по делам в Санкт-Петербурге».
Гаврила Романович родился в татарском селении, недалеко от Казани. В 1762 году начал службу солдатом, а затем стал офицером лейб-гвардии Преображенского полка. Участвовал в так называемой «революции 1762 года», в результате которой на русский престол взошла Екатерина II. В течение двух лет служил статс-секретарем императрицы. Затем занимал ряд других важных государственных постов.
Державин по праву считается лидером русской поэзии XVIII века. Однако с появлением в литературе Пушкина, Баратынского и их круга значение Державина резко снизилось. Его риторические оды на дни восшествия монархов и по поводу других важных государственных событий, традиция которых восходит к середине XVIII века, в начале XIX столетия вызывали снисходительные улыбки и откровенное раздражение представителей новейшей школы в поэзии. Хрестоматийный эпизод с величественно «сходящим в гроб» патриархом на переводных экзаменах в царскосельском Лицее в фольклоре окрашен откровенной иронией. Если верить легендам, выпускники Лицея, услышав шаги приближающегося кумира, высыпали на лестницу, благоговейно затаив дыхание и пытаясь запечатлеть в памяти каждое движение великого поэта. И каково было их разочарование, когда они услышали из уст мэтра нетерпеливый вопрос, где здесь отхожее место.
Да, эпоха Державина и вправду уходила в прошлое. Это хорошо чувствовали представители как старого, так и нового поколения. Понимал это и сам Державин. На том же переводном экзамене, если верить фольклору, после того как из уст Пушкина прозвучали двусмысленные строчки:
Навис покров угрюмой нощи На своде дремлющих небес.Гавриил Романович будто бы обиженно воскликнул: «Я не умер!»
В конце XVIII столетия вокруг Державина сложился дружеский круг литераторов, членом которого был А. Н. Оленин. А в начале следующего века тот же Оленин уже позволял себе критику в адрес стареющего мэтра. Рассказывают, что однажды, услышав об очередном выпаде против него, Державин так разгорячился, что лично пришел к Оленину для выяснения обстоятельств. Он, как мальчишка, бросился в бой, защищая свои стихи. У Оленина это вызвало даже некоторое замешательство, на что Державин будто бы примирительно ответил: «Помилуй, Алексей Николаевич, если я от них отступлюсь, то кто же их защитит?»
Между тем подлинный вклад Державина в культуру настолько бесспорен, что петербургское общество сочло безусловно справедливым включение Державина в круг наиболее ярких представителей екатерининского века. Его бронзовая скульптура вполне заслуженно включена в композицию памятника Екатерине II в центре Петербурга.
Ко всему следует добавить, что Державин был первым, кто назвал Петербург «Северной Пальмирой», сравнив его с одним из прекраснейших городов первых веков нашей эры, поражавших воображение как древних путешественников, так и современных археологов величественной красотой общественных зданий и четкой регулярной планировкой улиц и площадей. На протяжении трехсот лет Петербург сравнивали с многими древними прославленными городами. Его называли «Новым Римом», «Северной Венецией», «Русскими Афинами», «Снежным Вавилоном», «Вторым Парижем», но сравнение с древней Пальмирой оказалось наиболее созвучным его величественному царскому облику. И в этом несомненная заслуга Гаврилы Романовича Державина.
Державин умер в 1816 году, за год до окончания Пушкиным Лицея. Дату можно считать символичной: заканчивался один век русской литературы и начинался другой. Переход отечественной литературы из одного состояния в другое сопровождался острой литературной борьбой, одним из активнейших участников которой стал юный Пушкин. Еще в 1811 году по инициативе поэта, министра народного просвещения и президента Академии наук адмирала А. С. Шишкова было основано общество «Беседа любителей русского слова». Его работа сводилась к охране русского языка и литературы от всяких новшеств, в том числе от «засорения» языка иностранными словами. Члены этого общества всерьез считали, что русские «гляделки» и «мокроступы» лучше иноземных «очков» и «галош».
Аничков мост. Петербург. М.-Ф. Дамам-Демартре. 1813 г.
В 1815 году для борьбы с «шишковистами» передовые писатели того времени создали общество «Арзамас», в него равноправным членом вошел лицеист Пушкин. Его вклад в борьбу с охранителями широко известен по написанной им эпиграмме на трех, наиболее активных членов «Беседы»:
Угрюмых тройка есть певцов: Шихматов, Шаховской, Шишков. Уму есть тройка супостатов: Шишков наш, Шаховской, Шихматов. Но кто глупей из тройки злой? Шишков, Шихматов, Шаховской!История возникновения литературного общества «Арзамас» восходит к премьере комедии Шаховского «Урок кокеткам, или Липецкие воды», в пьесе под фамилией Фиалкина осмеивался Жуковский и его поэзия. Друзья поэта ответили на этот выпад градом убийственных эпиграмм. Тогда же один из будущих основателей «Арзамаса» граф Д. Н. Блудов, находясь в Нижегородской губернии и проезжая уездный городок Арзамас, вздумал изобразить в стиле «Беседы» и Шаховского, и всех его почитателей. Пьеса называлась «Видение в некоей ограде». Она-то и объединила всех сторонников карамзинского направления в литературе против Шишкова и его «Беседы». Так, в 1815 году возникло «Арзамасское общество безвестных литераторов». Этот провинциальный город славился на всю Россию своими жирными гусями. Эмблемой общества стал знаменитый арзамасский гусь. Поеданием жареного гуся заканчивалось каждое заседание общества.
Все участники «Арзамаса» имели прозвища, взятые из поэм Жуковского. Пушкина называли «Сверчком». «Арзамас» просуществовал недолго. Он прекратил свою жизнь в 1819 году. Но оставил свой след как в истории русской литературы, так и в жизни самого Пушкина.
Весной 1819 года в Петербурге появилось другое литературное общество — «Зеленая лампа». Название общества произошло от лампы зеленого цвета, висевшей в доме Н. В. Всеволожского, где проходили заседания. Эта лампа стала эмблемой общества. Эмблема имела глубокий общественно-политический смысл: лампа ассоциировалась со светом, а зеленый цвет, как известно, является цветом надежды. Изображение лампы было и на кольце, которое носил каждый участник общества.
На протяжении всей послепушкинской истории общественной жизни Петербурга роль и значение «Зеленой лампы» оценивались по-разному. Многие считали собрания у Всеволожского «оргиями и забавами веселящейся молодежи». Например, Кюхельбекер на следствии по делу декабристов признался, что его приглашали вступить в «Зеленую лампу», но он отказался по причине «господствующей будто бы там неумеренности в употреблении напитков». Другие считали заседания «Зеленой лампы» «полностью соответствующими духу декабристского общества „Союз благоденствия“». Самые решительные и непримиримые требовали отличать вечера Всеволожского от заседаний «Зеленой лампы». Тем самым признавались и «неумеренность в употреблении напитков», и молодежные «оргии и забавы», тем не менее перемежавшиеся серьезными заседаниями. Советским историкам очень хотелось видеть активного члена этого общества Пушкина более непримиримым политическим деятелем, нежели обыкновенным 20-летним юношей, только что вырвавшимся на свободу после шестилетнего заточения в стенах Лицея. Послушайте, что говорит об этом он сам: