Призраки стекла
Шрифт:
Эфраим лукаво усмехнулся, а затем, сжалившись надо мной, указал туда, где возле одного из десертных баров стояли Роза и Адель и угощали гостей.
— Твоя мама и тети, похоже, хорошо проводят время.
Я проследила за его взглядом. Адель была прекрасна, ее синяки были тщательно скрыты под макияжем. Мама стояла рядом с ними и наблюдала за вечеринкой, сияя от гордости так, как я не видела уже давно.
— Думаю, что как бы я ни противилась, им было полезно побывать в городе. Эддисон и Фрэнсису тоже. Я забыла, что у меня была двухлетняя
— Так и есть, — сказал Эфраим. — Но никто из них не нес такого бремени, как ты. Я думаю, что их счастье связано с твоим возвращением домой. Ты вернула Дарлинг-Хаус к жизни. С проклятием или без. — Он погладил меня по щеке большим пальцем. — И это было смело.
— У меня не было особого выбора.
— Выбор есть всегда, любимая. — Его глаза прищурились, увидев что-то за моим плечом. Он приблизился к краю танцпола, заставив наш вальс внезапно прерваться.
Нежное прикосновение к моей руке заставило меня повернуться, и, как и во время нашей свадьбы, мой отец ждал, чтобы украсть меня для танца.
Он смущенно улыбнулся мне.
— Добрый вечер, Уитни.
Я вздрогнула.
— Папа, что ты здесь делаешь?
— Это потрясающая вечеринка, дорогая. Ты превзошла саму себя.
— Спасибо, — сказала я, придя в себя от шока, вызванного его присутствием. Неужели мама и тети уже заметили? — я думала, ты вернулся в Париж.
— Я не мог пропустить самое обсуждаемое светское событие сезона.
Я прищурила глаза. Моему отцу не было никакого дела до светских приемов.
— Кроме того, меня беспокоило то, как мы расстались прошлой ночью. Я был зол, — сказал он. — Не стоило срывать злость на тебе.
Оркестр снова заиграл, и мой отец вышел вперед, пренебрежительно кивнув Эфраиму, и вывел нас в центр зала.
Мы долго молчали, с механической легкостью двигаясь сквозь толпу, пока звучала музыка, приближаясь к концу. Я не пропустила взгляды, которые мы притягивали, сопровождаемые перешептываниями вне пределов нашей слышимости. Мама стояла рядом с Соломоном, и я не могла не заметить, как он протянул ей руку для поддержки.
Мой отец был человеком, вызывающим разногласия. Люди либо любили его, либо ненавидели.
Но никто не хотел столкнуться с его плохой стороной.
— Тебе не стоит беспокоиться, папа, — сказала я. — Мы с Эфраимом все ближе к тому, чтобы разобраться во всем этом. С тем, что произошло в этом доме. Ты не поверишь.
— О, я бы поверил. Я верю во все это. Вот почему проклинаю тот день, когда ты вышла замуж за этого человека и снова заточила себя здесь. Ты была так близка к побегу. Я бы нашел для тебя место в Париже, ты же знаешь. — Он крепче прижал меня к себе, его лицо было бесстрастным. — Все осуждают меня за то, что я бросил твою мать после смерти Сета. Но смерть действует на каждого из нас по-разному, Уитни. Кого-то она ломает, кого-то делает озлобленным, а кого-то, как ни странно, делает сильнее. — Он
Отец прошел со мной по залу в ту сторону, где стоял Эфраим и смотрел на нас. Эванджелин стояла рядом с ним, наклонившись к нему и что-то шепча ему на ухо.
Я глубоко вздохнула, напомнив себе, что время, проведенное Эфраимом с ней, было мимолетным. Но то, что она стояла так близко к нему, и ее пышные волны волос ниспадали по стройной обнаженной спине, едва прикрытой черным платьем, облегавшим ее изящные изгибы, заставляло меня нервничать.
Выглядела ли я когда-нибудь настолько ухоженной?
Я не пропустила, как отец оценил стройную женщину, когда мы подошли к ней.
— Эванджелин, — сказала я. — Как приятно видеть вас здесь.
Она слабо улыбнулась.
— Уитни. Я тоже рада вас видеть. Какое скромное платье.
— Спасибо, — сказала я, погладив рукой бесценное платье, которое было каким угодно, но не скромным.
— Это винтажное платье от Шанель, — сказал Эфраим с кривой улыбкой. — Подарок от Коко самой Джулии Дарлинг. — Эфраим взял меня за руку и притянул к себе. — Как историк, вы, должно быть, находите такие вещи потрясающими.
— Конечно, — покраснела Эванджелин, затем изогнула бровь правильной формы. — Это удивительно.
Мой отец прочистил горло.
— Уитни, познакомь меня со своей прекрасной подругой.
— Папа, это Эванджелин Уокер. Эванджелин, это мой отец, мистер…
— Уитни, боже мой, ты можешь в это поверить? Ты когда-нибудь видела такой впечатляющий гала-вечер? — голос Моники прорвался сквозь все представления, когда она схватила меня за руку и потащила прочь от Эфраима. — Мы справились.
Я бросила взгляд молчаливого извинения на отца, который уже вовсю знакомился с бывшей девушкой Эфраима.
В глазах Эфраима плясал плохо скрываемый смех.
Я проглотила свой дискомфорт и позволила Монике, одетой в черное платье в стиле свободных девушек 20-х годов и атласные перчатки длиной до локтя, подтащить меня к одной из башен с шампанским, где она взяла два хрустальных бокала и протянула один мне.
— Только представь, сколько денег будет собрано. Столько детей будут благословлены смертью твоего дедушки. Это так поэтично, ты не находишь?
Я почти задохнулась от глотка шампанского. Я бы так не сказала, но, как ни странно, она была права.
— Спасибо за все твои усилия, Моника. Наследие Алистера Дарлинга, безусловно, будет жить благодаря художникам, финансируемым сегодня.
В ее глазах промелькнули эмоции, которые я не смога разобрать.
— Наше наследие — это действительно все, что у нас есть в конечном итоге, не так ли?
— Уит, это шампанское просто не может не понравиться, — взволнованный голос Ислы заставил меня повернуться. Она сияла в зеленом вечернем платье, ее длинные светлые волосы были закручены в локоны, перекинутые через плечо.