Призраки страсти
Шрифт:
– Лаврентий, спасибо вам! – искренне воскликнула Наташа. – Я этого никогда не забуду!
О том, что произошло, Наталья сообщила Ирине только вечером, когда та вернулась домой. Золовка не была удивлена. Попивая красное вино, Ирина заметила:
– Минц с подачи Набоки перешел в контрнаступление. Появилась масса заказных статей о том, что в ДТП на проспекте Мира виноват Роман. А в Интернете на форумах, пользующихся популярностью, сидят так называемые тролли и строчат идиотские послания в защиту Набоки. При этом, конечно же, обвиняют и тебя, и Романа во всех смертных грехах. Его, к примеру, в том, что
Наталья вздрогнула. У мужа в больнице она так и не побывала, хотя Ирина сказала, что Роман постоянно спрашивает о ней. Наталья заявила, что чувствует себя неважно и не вынесет долгую поездку на автомобиле, в действительности же ей не хотелось видеть мужа. Если бы не он, если бы не его Карина, если бы, если бы, если бы…
Ирина не заметила смятения Наташи, зато Вальдик, примостившийся у ног своей хозяйки (ни дать ни взять настоящий кот!), покрытых накидкой из чернобурки, внимательно посмотрел на Наталью. Та быстро отвела взгляд.
– А то, что строчат продажные гады о тебе, я и говорить не буду.
– Так кто же я, по их мнению? – спросила с горькой усмешкой Наталья. – Шлюха, торговка герычем, идейная мать смертников, любовница вора в законе?
Нет, прежде всего она плохая мать. Которая накричала на сына и не извинилась. И ее жесткие слова стали последним, что тот услышал от нее. Потому что вечером того же дня Стасик погиб. Вернее, его убили. Да, она ужасная, кошмарная мать, и это намного хуже, чем шлюха, торговка герычем или любовница вора в законе. Ведь те, может статься, несмотря на все свои грехи, вполне сносные родительницы, а вот она, Наталья Тогобицкая, нет!
– Что-то в таком роде, – вздохнула Ирина. – Вальдик, а что у тебя за дыры на джинсах? Или это новая дизайнерская фишка?
И в самом деле, на джинсах молодого человека были заметны небольшие, словно проеденные кислотой отверстия.
– Хм, понятия не имею! Мне что, снять их? Прямо сейчас? – спросил он игриво.
Ирина нахмурила брови и кивнула в сторону Наташи.
А та вдруг вспомнила – вчера на джинсы Вальдика попали брызги той субстанции, что… что осталась в ее квартире после визита Хранителя Коридора. Выходит, она подействовала не сразу, а за ночь и следующий день разъела ткань?
– Но мы этого так не оставим! – продолжала главную тему Ирина. – Как и твоего увольнения. Подозреваю, что и твой Кирилл Львович, или как там его зовут, теперь насочиняет небылиц о тебе. И запишет тебя в разряд воровок, обманщиц и склочниц. Ничего, и не с такими справлялись!
Зазвонил мобильный Ирины – на связи был главный редактор ток-шоу, выступить в котором предстояло во вторник. Коротко переговорив с ним, Ирина удовлетворенно заметила:
– Чем хороши бульварные издания и тупые ток-шоу, так это тем, что они цепляются за любой скандал. Конечно, и Генрих им угрожал, и сам Набока через других своих влиятельных приятелей. Пронюхали, проходимцы, что эфир на всю страну пойдет! Требовали снять программу, запретить, подвергнуть цензуре. Но это только укрепило генерального директора телеканала, моего очень хорошего знакомого, в том, что историю надо давать в эфир. Наверняка резонанс будет необыкновенный, а рейтинг заоблачный. А нашим журналюгам только того и надо.
И еще одна ночь Натальи прошла без кошмаров. И вообще без сновидений. И не просыпалась она посреди ночи с бьющимся от ужаса сердцем, не кричала во сне, не обливалась потом. Ни галлюцинаций, ни будоражащих душу и сознание снов не было. Как будто кто-то стер их ластиком. Но именно это Наташе и не нравилось: было похоже на затишье перед грандиозной бурей.
Глава 23
Ток-шоу шло в эфир под вечер, но в Останкино Наталья и Ирина приехали загодя. Их приветствовал и сам генеральный директор канала, а также главный редактор ток-шоу и его бессменный ведущий. Последний был слишком уж назойливым, говорливым и беспардонным типчиком, но именно такой в данной ситуации и требовался.
Вопросы были обсуждены заранее, техники сообщили, что в Склифе все готово к телемосту: в ходе эфира предполагалось прямое включение из палаты и короткий разговор с Романом. Это должно было стать сенсацией номер один.
Над Ириной и Натальей принялись колдовать стилисты. Смотря на себя в зеркало, Тогобицкая вдруг подумала, что ведет себя недостойно. Ее сын находится в морге, а она собирается выступать в обычно насквозь лживом ток-шоу… Ей даже хотелось прямо сейчас подняться и уйти. Но разум подсказал: нет, нужно остаться. Потому что только так она сможет внести свою лепту в то, чтобы справедливость восторжествовала. Или нет?
Наташа пыталась путано объяснить Ирине, что, может быть, лучше отменить участие в ток-шоу, но та отмела все ее сомнения одной фразой:
– Поздно уже, сейчас уйти не получится. Но все пройдет отлично, не волнуйся. Я обо всем позаботилась. После передачи Набока станет парией, я тебе обещаю!
Послышался пронзительный голос ведущего – ток-шоу началось. Наталья и Ирина заняли места в креслах посреди сцены. Последовала милицейская хроника, а также заснятые случайными свидетелями на мобильные телефоны кадры ДТП на проспекте Мира.
А затем пошел сюжет о Стасике. Хоть Наталья и сидела спиной к огромному экрану, хоть и не видела, что именно показывают, но все слышала. Ирина не предупредила ее, что в эфир будет дана запись с последнего дня рождения Стасика! Наталья слышала радостный голос сыночка, его смех, его восторженные крики – и, не удержавшись, обернулась.
Так и есть, на экране их дача. Лето, солнце, июль. Стасик держит в руках подарок своего лучшего друга Тимы – хомяка. Того самого, что позднее получил кличку «Гоша». И который умер в тот же день, что и его маленький владелец.
Новая мизансцена – их семья и гости на веранде дачного дома. Вот она сама вносит торт с девятью разноцветными свечами. И именинник, важно надувая щеки, старается затушить одним выдохом, но ничего не выходит – одна свечка еще горит. Все смеются, и задорнее всех сам Стасик.
Наталья видит себя, Романа, Ирину – и замечает дверь, ведущую с веранды на кухню. Створка закрыта, но из-под нее и с боков пробивается свет. И становится все сильнее, сильнее. Вот в его лучах тонет все изображение, слышны только голоса. Вернее, голос Стасика, декламирующего любимое стихотворение – «Бармаглот» из «Алисы в Зазеркалье».