Призванная быть любимой
Шрифт:
Наконец то мы одни! Зарываюсь руками в его волосы, буквально сминаю сладкие, податливые губы, сама толкаю его на кровать
– Моя госпожа, Вы прекрасны - Боги как он узнал?! Неужели он чувствует мои желания или сам хочет поиграть?
– Ты много говоришь- я оседлала мужа, достала шарф которым были завязаны глаза ирлинга под аркой , и привязала его руки к изголовью.
– Теперь ты от меня не сбежишь, пошептала я ему на ухо, прикусывая мочку и опускаясь ниже.
От моих грубых поцелуев губы Ададжи припухли, а я решила поменять тактику: теперь мои касания были легкими и едва уловимыми. Муж ерзал и стонал от нетерпения, а поцелуи опускались все ниже: кадык, пульсирующая жилка на шее, соски, каждый кубик пресса – то легким
– Когда-нибудь позже я тебя свяжу и оседлаю мой вихрь, а сейчас хочу быть с тобой равной.- Ирлинг срывается, целует, мнет и наконец входит в меня медленно и осторожно, буквально вдавливаясь, но я давно перешла границу нежности, сама насаживаюсь на него выгибаюсь, несколько рваных резких толчков и мир рассыпается мириадами искр.
Этой ночью мы не спали. Боги этого мира и нашего, как же мне было с ним хорошо. Дело даже не в удовольствии, которое накрывало нас с головой несчитанное количество раз, просто душа моя с ним грелась. И этого мужчину я считала грубым?! Голубые озера его глаз ловили малейший оттенок моих желаний, он брал меня и отдавал себя целиком, как никто и никогда, и теперь мне уже было с чем сравнивать. Он весь МОЙ.
Мое безоблачное счастье длилось еще семь дней и я уже почти поверила, что могу быть просто любимой женщиной здесь и сейчас, с ним. А потом пришла она – БОЛЬ.
Болело все мое существо, а тоска по мужьям лишала воли к жизни. Перед глазами вставали плачущие глаза Алексета, мои любимые наги – такие разные и такие единые Шайш, Соаш, Дейшир, нежный, но надежный и сильный Рей, серые умные глаза Ворса и только всепоглощающая любовь, исходящая от Ададжи спасала меня от того, чтобы перейти грань и прервать свои мучения. Последнее что я помню, белые крылья и сильные руки Ададжи, а потом спасительная темнота.
Ададжи белый вихрь.
Малышка мгновенно уснула, едва я прилег рядом, а мои сладкие мучения только начинались. Видимо в поисках тепла девочка льнула ко мне, ластилась. У меня нет надежды. Возможно все, что мне подарят Боги – эта ночь с любимой, когда она во сне доверчиво прижимается. Сладкий запах пары бил тараном по рецепторам, а луна освещала нежный профиль пташки, тело уже звенит от возбуждения, но даже если сойду с ума от неудовлетворенности, ни за что не позволю себе предать ее доверие. Не знаю, как дожил до утра, и уже уговаривал себя разжать объятия, уйти, но Юле похоже приснился муж. Во сне она звала Шайша, но гладила меня, целовала. Я разрывался между ревностью, на которую не имел права и диким желанием. Понимаю – нужно уйти, но девочка своими стонали, поглаживаниями, запахом, поцелуями просто уничтожает мое благоразумие. Из последних сил пытаюсь отстраниться, но малышка обхватывает меня ногами. Ее сорочка задралась, Юля трется голой мокрой киской о мой каменный стояк. Боги! Я себя теряю, никогда ничего подобного не испытывал: мне сладко до боли и горько до слез, что эта ее страсть не ко мне, но сил противиться просто нет. Я думал, острее наслаждения не бывает, но тут пташка просунула ручку, спустила мои трусы и настойчиво обхватила член. Я больше не контролировал себя: громко вскрикивал, извивался, умолял. И вот она открывает глаза – ошарашена. Сейчас окатит презрением, посмеется, но мое тело мне уже не принадлежит, я не могу остановиться. Малышка не прекращает свои сладкие пытки, удовольствие и до того невообразимо острое многократно увеличивается от мысли, что она все осознает. Ловлю глазами ее взгляд, в нем желание ко мне! Моя девочка грубо хватает за мои волосы и повелительно целует, при этом нежная ручка вытворяет что-то безумное, когда ее язык повторяет то, что я хочу с ней сделать – взрываюсь, таю, перестаю существовать.
Я позорно отключился, как похотливая эльфийка. Юля привела меня в чувства и стала аккуратно обтирать. Зачем? Издевается?
– Ты издеваешься, или хочешь продолжить? – хотел, как обычно, нахамить, но вышло жалко.
– Хочу, но не буду. Боюсь, не оценишь моего нового порыва. Да и с мужчинами у меня и так явный перебор, - с горечью сказала пташка.
– Мужчина – это тот, кто любит, бережет и заботиться о своей женщине, а у тебя перебор с трусливыми шатхами,– не в силах больше скрывать своих чувств сказал я и поцеловал.
– Я хочу быть твоим мужчиной, но подожду, когда ты сама меня захочешь им видеть, – надо уйти, пока я не набросился на нее.
Целый день я занимал себя домашними делами лишь бы хоть как-то отвлечься от напряжения в паху. Сбросить его привычными способами даже не пытался – это не поможет, по дому витал сногсшибательный запах ее возбуждения, сводя меня с ума.
Я обещал дать ей время, но не представлял, как выдержу даже сегодняшний вечер.
Решено. Пойду когда уснет.
Два часа я, как сопливый юнец, топтался под ее дверью, пока моя выдержка мне ни отказала. Крадучись подошел к кровати, отогнул одеяло и был нокаутирован ароматом ее страсти. Кажется я даже простонал.
– Ты не спишь, - сказал я в надежде, что все-таки ошибся.
– Нет, - обижено ответила Юля.
– Мне лучше прийти позже, – УХОДИТЬ!!! Уходить пока могу.
– Боишься нового изнасилования? – эти слова, выбили из легких воздух, мне казалось, что могу кончить только от них. Накинулся на малышку, потерся о нее, показывая насколько она ошибается. Сил держаться больше нет. Скажу честно как есть:
– Скорее мечтаю о нем, но я обещал дать тебе время, а запах твоего возбуждения лишает меня всякого благородства, – уже простонал я.
– Ты хочешь сказать, что все кто меня сегодня видел тоже… почувствовали? – малышка смутилась.
– Нет, твой запах чувствую только я – Боги! Дурак! Кто тянул меня за язык?!
– Почему?
– Что почему? – я не знал, что делать, попробую отвлечь малышку. Начал нежно ласкать ее, но не тут-то было. Я не понял как я оказался на спине, Юля оседлала мои бедра призывно потираясь, намекнула, что хочет моего подчинения, смешная, но для тебя все, что хочешь.
– Так… почему…запах…моего…возбуждения… чувствуешь… только ты?
– девочка, что же ты делаешь со мной. Если утренние ласки мне казались нестерпимо острыми, то мои нынешние ощущения стали просто открытием для меня. Я не могу ТАКОЕ выдержать.
– Ада…джи… почему… - я умирал от переполнявших меня эмоций, но если сейчас промолчу, то стану для нее мужчиной на пару ночей, а мне этого просто не пережить, эта мысль слегка отрезвила меня и пока не потерял решимости я все же сказал:
– Потому что люблю. Ты моя пара – женщина, рожденная для меня.
Боги! В ее глазах растерянность, сомнения, боль.
Я ушел. Не мог остаться. Оделся, вышел на улицу выпустил крылья и улетел. Невозможно находится рядом, видеть ее желание и не чувствовать тепла. Надежда, родившаяся утром, умирала в жестоких корчах, выжигая мне душу. Не могу больше так. Видимо я все же проклят. Утром мельком увидел ее бледную, расстроенную с болезненными кругами под прекрасными глазами. Опять кошмары? Я идиот.
Ночью пришел, когда она уснула, лег поверх одеяла. Конечно, я ее хотел, иначе быть не могло, но теперь, чувство грядущей потери было сильнее желания. Скоро она уйдет, а я не увижу больше ее прекрасных глаз, не услышу нежный голос, не почувствую тепла ее тела. И что дальше столетия пустоты и одиночества? Лучше смерть… а значит у меня осталось мало времени. Если бы я мог ее оставить полетел бы сам разыскивать ее идиотов, но раз сам не могу попрошу Зондар.
Приближается праздник полета, надо обязательно выяснить у матери, что она задумала.